Стеклобой

Обычные дети занялись бы поглощением варенья из шкафа и просмотром взрослых телепередач, на худой конец сбежали бы гулять, думал Романов, с легким ужасом слушая странные звуки из-за двери. Сначала долго лилась вода на кухне (он вычислял в уме, какой ущерб нанесет потоп, если стартует с шестого этажа), потом стукались друг об друга призрачные шарики, и с невесомым шуршанием по коридору долго полз целлофан. Похоже, в квартире проводился увлекательный эксперимент, на демонстрацию которого его, Романова, не позвали. Зато толкнули под дверь однотомник Мироедова, с заложенным фантиком рассказом «Узник». К вечеру, когда его бешенство и попытки доораться до соседей угасли, вернулась бабушка. Охая и крестясь, она обнаружила два клубка в клетчатых пижамах, спящих под дверью ванной.

К концу дня в тюремном коридоре все стихло, свет погас. Романов вытянулся на матрасе насколько возможно — ноги свисали с коротких нар — и сказал:

— Это твоя первая ночь в тюрьме. Добрый день, Романов.

В маете и размышлениях прошло двое суток. Он сделал несколько безуспешных попыток выбраться — угрожал, умолял, и даже пытался подкупить строгого Петрушу, но тот молча приходил с едой в железных судочках, и ни в какие разговоры не вступал. В конце концов Романов смирился и проспал оба дня, а на второй день ближе к вечеру в коридоре раздался длинный трескучий звонок.

Романов прислушался, кто-то просил открыть, потом в дверь задолбили.

Издалека донеслось несколько протяжных женских возгласов, как будто между собой перекликались чайки.

Петруша крикнул:

— Да нет здесь его, сколько раз повторять!

С улицы донесся женский голос:

— А ты пусти, мы посмотрим! Мэр мужчина видный, мы сразу заметим.

— Могу пустить сразу в камеру, — усмехнулся Петруша. — Свободны две, обе ваши. Так что, бабоньки, выбирайте кто там у вас покрасивше.

— А посмотри да выбери!

Петруша крикнул в ответ:

— Ладно, хватит болтать! Передел скоро, места занимать пора, на вокзал идите. Нет здесь никого!

Романов подтянулся к окну и узнал идущих сестриц. Они толкались у тюремных дверей, слово «передел» звучало все чаще. Потом кто-то крикнул: «Уходим, сестры!» — и они дружной вереницей потянулись прочь.

Ну что же, моя милиция меня сберегла, с облегчением подумал Романов.

Он привычно забрался на второй ярус, но даже не успел закрыть глаза, как раздался еще один звонок, короткий и стеснительный. Лязгнула входная дверь, Романов спустился на пол и прижался спиной к ледяной стене. Кто-то осторожный прошел по коридору, остановился, совсем близко звякнула связка ключей, шаги прозвучали снова, и все смолкло.

Романов недоверчиво толкнул решетку, и она со скрипом отворилась. Коридор был пуст, сержанта Петруши нигде не было. Тогда Романов бросился к двери и выскочил из здания.

Улица выглядела совершенно обычно. Не было больше ни наваленных на тротуарах баулов, ни копоти на окнах, ни бегающих с длинными серыми шлангами добровольцев, и даже небо показывало свой темный, но бездымный край. Редкие прохожие фланировали по тротуарам. Романов всматривался в людей, он почему-то решил, что здесь можно встретить Макса. Где-то он должен быть, так почему не здесь? Сейчас имело смысл двигаться только в сторону вокзала. Наплевать, что это выглядит бегством, он никому не отдаст своих пацанов. Романов прикинул, выходить ли ему из укрытия, или передвигаться дворами, и решил, что уже темно, никто его не узнает. Он вышел из арки, уверенной походкой двинулся вниз по улице, и уже успел пройти один перекресток, когда прохожий на другой стороне привлек его внимание. В офицерской шинели старого образца, — такие не носили уже лет двадцать — тот быстрым чеканным шагом двигался в сторону рынка, воротник шинели был поднят. Романов бросился наперерез — когда и где угодно он узнал бы эту походку.

Военный скрылся за дальним изгибом улицы наверху, где ее пересекали трамвайные пути. Романов крикнул, но человек в офицерской шинели даже не оглянулся, зато прохожие стали заинтересованно на него посматривать. Романов чертыхнулся про себя и, пряча лицо, побежал.

Через несколько минут он нагнал военного, тот ускорился.

— Послушайте, — Романов схватилего за локоть.

— Извини, тороплюсь! — весело крикнул ему отец, сбросив его руку.

Они миновали рынок с заколоченными фанерой рядами, улица вильнула, внизу открылась небольшая освещенная площадь. У Романова закололо в боку.

— Что происходит? — сквозь зубы спросил Романов. — Я хочу поговорить.

— Некогда, Димма, — сказал отец бодрым тоном. — Спешу! Дела!

Романов последним усилием схватился двумя руками за шинель, отец нахмурился, повернулся и быстрым брезгливым движением швырнул его на тротуар.

Больно ударившись, Романов перекатился по мостовой, плащ накрыл его с головой. Он выпутался, почти сразу вскочил и увидел, что шинель спускается вниз к освещенному фонарями пятачку. Он никак не мог вспомнить, как называется эта площадь, но точно знал, что за ней змеилась мелкая сеть капилляров-переулочков, в которых при желании очень легко затеряться. Романов рванул вниз по улице.