Стеклодувы

– Впрочем, кое-что удалось сохранить, – сказал он, снимая бумагу и торжественно выставляя на стол бокал. – Наш знаменитый кубок.

Это был бокал с королевскими лилиями, изготовленный в Ла-Пьере для Людовика XV почти двадцать лет назад.

– Я уже снимал с него копии и собираюсь делать это снова, – сказал Робер. – Там, куда я уезжаю, бокал с таким символом можно будет продавать за двойную цену.

– А куда ты уезжаешь? – спросил Мишель.

Мне стало жарко, я почувствовала, что приближается гроза. Робер взглянул на меня в притворном смущении.

– Скажи ему, что ты обнаружила сегодня в лавке, – велел он мне.

– Робер снова женился, – сказала я. – Я не хотела тебе говорить, не получив его разрешения.

Теплая улыбка осветила лицо Мишеля, он подошел и хлопнул брата по плечу.

– Я очень рад, – сказал он. – Это лучшее, что т-ты мог сделать. С-софи просто дурочка, что сразу мне не сказала. Кто она?

Робер начал рассказывать о сиротском приюте, и Мишель одобрительно закивал головой.

– П-похоже, она красавица, – сказал он, – и ничего о себе не воображает. Я так и знал, что ты женишься, но боялся, что выберешь себе какую-нибудь высокмерную девицу с аристократическими предрассудками. Так как же ты собираешься дальше жить, если ты продал лавку и это заведение?

– В этом все и дело, – сказал Робер. – Я вынужден оставить Париж. Я уже объяснил Софи: меня преследуют кредиторы, и мне совсем не улыбается перспектива снова угодить в Ла-Форс.

Он снова сделал паузу, и я видела, что он обдумывает, как бы смягчить удар, который собирается нанести.

– П-приветствую твое желание уехать из Парижа, – сказал Мишель. Просто не могу понять, как ты до сих пор мог выносить этот город. Возвращайся к нам, старина. Если не в Шен-Бидо, то по крайней мере куда-нибудь недалеко оттуда. Послушай, ведь можно, наверное, как-нибудь договориться с нынешним хозяином Ла-Пьера. Все сейчас переходит из рук в руки. Аристократы перепуганы насмерть, они бегут из страны, как крысы, и поэтому повсюду открываются великолепные возможности. Мы найдем тебе что-нибудь, т-ты не беспокойся. Забудь про свои долги.

– Все это бесполезно, – перебил его Робер. – Слишком поздно.

– Чепуха, – настаивал Мишель, – ничуть не поздно. Я знаю, что последние несколько месяцев в делах был застой, но теперь положение с каждым днем исправляется. Всех нас ждет великолепное будущее.

– Нет, – отвечал Робер. – Франция погибла.

Мишель с недоумением посмотрел на брата. Было такое впечатление, что он не расслышал его слова.

– Во всяком случае, таково мое мнение, – сказал Робер, – и поэтому я уезжаю. Эмигрирую. Я везу свою молодую жену в Лондон. Там нужны гравировщики по хрусталю, и, как я говорил Софи, меня уже ждет работа. Там у меня есть друзья, они все и устроили.

Воцарилось тягостное молчание. На Мишеля больно было смотреть. Лицо его побелело, брови, которые на белом фоне казались черными, как уголь, сошлись над переносицей, образовав прямую линию, совсем так же, как это бывало у отца.

– Друзья, – сказал Мишель. – Ты хочешь сказать: предатели.

Робер улыбнулся и сделал шаг к брату.

– Ну, успокойся, – сказал он. – Не торопись с выводами. Просто я не особенно верю в то, что может сделать нынешнее Собрание для торговли и промышленности, да и вообще. Эти последние месяцы в Париже многому меня научили. Очень приятно быть патриотом, но человек должен думать и о собственном будущем. А при существующем положении вещей для меня во Франции будущего нет. Поэтому я уезжаю.

Когда Робер обанкротился, в год смерти нашего отца, Мишель не жил дома, он находился в Берри. Стыд и позор, которые испытала тогда вся семья, его миновали, он их не почувствовал. Мне кажется, что если он вообще об этом думал, то считал, наверное, что Роберу не повезло. Во второй раз, в восемьдесят пятом, он был слишком занят своими делами – был хозяином Шен-Бидо – и своей дружбой с Франсуа, и у него не оставалось времени на то, чтобы беспокоиться о делах старшего брата. Робер всегда был мотом, его постоянно подводили друзья. Но теперь дело обстояло иначе.

– Ты написал Пьеру, сообщил ему об этом? – спросил Мишель.

– Нет, – сказал Робер. – Я напишу ему перед отъездом. Во всяком случае, мой поверенный, которому я поручил уладить все дела, напишет ему и все объяснит.

– А как же Жак? – спросила я.

– Об этом я тоже договорился. Пьер будет его опекуном. Я предполагаю оставить Жака у матери. Насколько я понимаю, она сможет его обеспечить. А там уж пусть сам пробивает себе дорогу в жизни.