Стерегущие золото грифы

Вокруг шумела ярмарка. Бойко кричали торговцы, ругались бабы, на разные голоса перекликались стада и табуны. Из разместившейся в конце ряда походной кузни слышались размеренные звуки молота, крепко целующего наковальню. Небо едва прикрылось облаками, не позволяя им собираться в тяжелые тучи и благословляя народ на удачную торговлю.

Зайсан ждал, глядя теперь с сочувствием. Он уже понял по потерянному виду Суу, что с ней что-то приключилось.

– Однажды ты звал уехать с тобой… – начала она и осеклась.

– Да, но я теперь женат и не собирался брать наложницу, – смущенно ответил Зайсан. – У нас это не так часто встречается, как в большом стане…

– Я на это и не надеялась. – Суу пожала плечами, изображая равнодушие. – Просто возьмите меня с собой, когда отгремит ярмарка.

– Чем же мил стал тебе промерзший Укок? – усмехнулся он, скрестив руки на груди.

– Каан изгнал меня. Не спрашивай, за что. Мне некуда пойти.

– Каан? – удивился Зайсан. – Что ж, ладно… Найти мужчину, который захочет взять тебя женой? Есть несколько на примете. Не очень молодые, правда, но…

– Не надо, – перебила Суу. – Позволят ли обычаи твоих людей жить женщине одной?

– Позволят, – неуверенно ответил Зайсан.

– Тогда помоги мне выбрать все, что понадобится для жизни с вами. К счастью, мы на ярмарке. И мне нужна спокойная лошадь.

«На которой я не умею ездить», – добавила Суу мысленно.

Зайсан озадаченно кивнул.

Кроме теплой одежды и прочего Суу зачем-то выменяла задорого отрез диковинного молочно-белого шелка. Подобной ткани, широкой и нежной на ощупь, она еще не встречала. Торговец привез ее из краев, что южнее земель желтолицых людей, искусных в изготовлении обычного шелка. Те люди, говорил он, тоже украшают свои тела узорами, но только в виде цветов и растений. Суу не была охотницей до нарядов, и отрез так и остался лежать у нее без толку до поры до времени.

С опустевшим сердцем покидала Суу родную землю. Отчаянно сжимая бедрами конские бока, чтобы не свалиться, она для пущей верности еще и вцепилась в гриву. Почти сразу заболела поясница. «Мне нипочем не добраться живой до зимних пастбищ», – думала Суу.

Она ехала прямо позади Зайсана, и ее угрюмый гнедой нетерпеливо тыкался мордой в круп его белой лошади. Зайсан часто оборачивался, проверяя, в седле его подопечная или конь уже идет пустой. На его лице при этом читалась искренняя забота, а губ касалась все та же знакомая летучая улыбка – безотчетная и светлая. Суу сосредоточилась на дороге, чтобы снова не попасть под невольные чары Зайсана.

По правую руку навстречу их каравану стремила ярко-бирюзовые воды Великая река, которую, как всегда, злило, что по осени она мельчает. Вот и пенилась своенравная красавица, и рокотала, и колотилась в приступах ярости о попадающиеся на пути камни. Перерезая реку от берега до берега, за путниками бежал по воде золотой мост, перекинутый заботливым солнцем. Его сменяло лунное серебро, когда приходилось ехать ночью.

Темную хвою тянущихся по обе стороны хребтов расцвечивали веселыми осенними красками березы, еще сохранившие листву. Суу нестерпимо хотелось поглядеть на это весной, когда вместо теперешней желтизны придет молодая клейкая зелень, а сосны ни на оттенок не изменят свой строгий наряд.

Суу нервничала, если приходилось ненадолго пускать лошадей рысью. Все вокруг нее сидели на спинах скакунов, будто выкованные умелым кузнецом. И только ее, чужачку, подбрасывало на три пальца при каждом ударе копыт о землю. Она мечтала упереться во что-нибудь безвольно болтавшимися ногами[38], а на привалах сразу вытягивалась на одеяле, давая отдых измученному телу.

В один из бесконечных дней конь Суу задумал потягаться скоростью с осенним ветром. Он рванул вбок и вперед, теперь отставая от лошади Зайсана всего лишь на одну голову. Тот бросил быстрый взгляд назад и резко вытянул руку в сторону. Суу вскрикнула и зажмурилась, но конь, увидев перед носом ладонь Зайсана, тут же сбавил шаг. Зайсан опустил руку, только убедившись, что упрямое животное оставило попытки вырваться на свободу и заняло свое место в караване.

Укокские женщины с интересом и без тени неодобрения разглядывали пришлую незнакомку, которая не участвовала в приготовлении пищи, но поглощала ее с завидным аппетитом. Зайсан сказал, это великая шаманка, а поскольку имени своего она не называла, то Шаманкой ее меж собой все и величали. Совсем как ту, что научила ее премудростям гадания. Суу была не против. Она твердо решила нарушить обещание и предсказывать всем, кому это действительно необходимо.