Стихи и эссе

Оден — Есть несколько человек, такие как Д. Г. Лоуренс [301], которые могут написать верлибр. Я думаю, что они — меньшинство. Любой, кто играл в игру, является ли это бридж или бейсболом, знает, что невозможно играть в игру без правил. Вы можете установить правила, которые Вам нравятся, но ваша веселье и свобода будут от них зависеть. Почему поэзия должна чем-то отличаться? Читая стихи в верлибре, вы часто замечаете, что не можете сказать авторам, чем один оригинальнее других. С правилами намного прикольнее, потому что они налагают некоторое метрическую ответственность, и они часто предлагают такие возможности, о которых Вы не думали прежде. Правила делают Вас более свободным.

Вопрос — А Вы не думаете, что гораздо тяжелее написать хороший свободный стих?

Оден — Нет, очень мало людей делают это. У Вас должен быть удивительный повод, чтобы закончить строку. Часто я не вижу причины, почему вещь не напечатана как стихотворение в прозе. У Лоуренса верлибры получаются; строки заканчиваются правильно.

Вопрос — Чем отличается стихотворение в прозе?

Оден — Он написан в прозе. Очевидный пример — "Иллюминации" Рэмбо, очень ясный пример стихотворения в прозе, которое написано как проза и разделен на параграфы, но — несомненно поэзия.

Вопрос — Есть ли какой-нибудь французский поэт того периода, которого Вы очень любите?

Оден — Рембо мне нравится. Малларме [302]

я не очень люблю. Но тогда я — скорее Франкофил. Я думаю, что это — единственный язык, который гуманисты шестнадцатого столетия сумели разрушить. Они пробовали с английским языком и потерпели неудачу; они пробовали с итальянским языком и потерпели неудачу; но я думаю, что с французским языком они действительно преуспели.

Вопрос — Расскажите о Вашей концепции: что такое поэт и что он может изменить?

Оден — Я думаю, то, что доктор Джонсон [303] сказал о литературном творчестве, верно и для всех других искусств: "цель литературного творчества в том, чтобы позволить читателям немного лучше наслаждаться жизнью или немного лучше выносить ее." Другая вещь, которую выполняют искусства — они являются главным способом общения с мертвыми. В конце концов, Гомер мертв, его общество полностью исчезло, и все же можно дать ему оценку. Совсем без общения с мертвыми человеческая жизнь невозможна.

Вопрос — Такая мысль появилась у Вас из-за написанного в тридцатых?

Оден — Нет, не совсем. Если Вы говорите о добровольном поступке, это прекрасно. Напишите поэму, если Вы считаете себя переехавшим из-за обстоятельств. Только Вы не должны воображать, что можете изменить курс истории, так поступая. Я написал несколько стихов о Гитлере в тридцатых, но ничем, что я написал, не спас ни одного пораженного в правах Еврея и не сократил войну даже на пять секунд. Я думаю, что Вы должны были бы сказать, что политическая и общественная история Европы была бы такой же, если бы Данте, Шекспир, Гете, Моцарт, Бетховен, Микеланджело и т. д. — никогда бы не жили. Мы были бы лишены огромного развлечения, но политическая и социальная история была бы такой же. Поскольку, когда появляется социальное и политическое зло, только две вещи эффективны: во-первых: политическое выступление каждого, во-вторых: прямо журналистский репортаж фактов. Вы должны знать точно, что случилось. Это не имеет никакого отношения к поэзии. Это — работа журналиста, которая, конечно, очень важна.

Вопрос — Есть ли какая-нибудь хорошая политическая поэзия, которая Вам известна?

Оден — Непосредственно политическая? У меня сомнения по этому поводу. Я могу ошибаться, но, во всяком случае, если бы была, все проблемы испарились бы. Если Вы возьмете некоторые из стихов Драйдена [304], который конечно общался с политическими деятелями, это — очень забавное чтение, и, конечно, Вы знаете о ком идет речь.

Вопрос

— А из поэзии двадцатого столетия?

Оден — Я не могу думать обо всем. Например, Брехт — очень хороший лирический поэт. Я не считаю, что его пьесы безукоризненны, и причина — в том, что его естественная чувствительность была очень пессимистичной и даже Христианина он основывает на оптимистической философии Марксизма, и я чувствую, что это не работает. Например, Вы берете "Матушку Кураж". Очевидно, мы должны думать, на что жизнь похожа при капитализме — на что жизнь походит, иногда. Брехт, очевидно, хотел, чтобы Вам не понравилась Матушка Кураж, но, фактически, когда Вы смотрите, Вам она нравится.

Вопрос — У Вас есть любимые поэмы, которые Вы написали?

Оден — Нет, ни одна не является любимой. Каждая вещь утомляет — они могут быть очень хорошими — являясь старыми ветеранами, но, встретив их в антологиях, отказываетесь читать. Составители антологии страшно ленивые люди; они все копируют друг друга.

Вопрос — Когда Вы оглядываетесь назад на написанное давно, скажем, на стихи тридцатых, Вы все еще чувствуете крепкую связь с ними?