– Вас ни в чем не обвиняют, профессор. Я думаю, что состояние вашего слуги, возможно, под воздействием оскверненной святыни, ухудшилось, и он переступил черту, став колдуном. Вы сами говорили, что он боится собак…
Я взял в руки зеленый потрепанный дневник, но профессор проворно его у меня выхватил.
– Тут личное! – неожиданно резко выпалил он. – Клянусь. Материалы по хризопразовой святыне находятся в среднем ящике. Там все.
Я лишь покачал головой, но полез в ящик разбирать его содержимое.
– Профессор Грано тоже боялся собак. Полагаю, страх Луки воплотился и убил профессора. А вот то, что вы покрывали слугу, создавая ему алиби, не красит вас. Из-за него в пожаре погибли дети…
– Господи! – вдруг заломил руки профессор и упал в кресло. – Клянусь вам, Лука не виноват. Позвольте, я докажу вам. Пойдемте.
– Куда?
– В Зеленый зал, куда же еще. Вы же были там? Видели надпись? Там остальные документы. Вы ищете колдуна? Я знаю, кто это.
Я нахмурился из-за уверенного тона профессора.
– Если вы знали, кто колдун, то почему не сообщили раньше?
– Я опасался, что вы мне не поверите, – печально ответил профессор, ухватил меня за руку и потащил за собой. – Ведь вы кажется позволили себе увлечься этой особой…
– Что? – я остановился, вырвав руку. – Кого вы имеете в виду?
– Лидию Хризштайн, конечно. Это ведь она…
Профессор ласково коснулся моего плеча и печально вздохнул:
– Да, голубчик, с женщинами всегда так. Фарид, скажи Луке, пусть приготовит отвар к моему возвращению, чувствую, сегодня я буду плохо спать…
Я шел за профессором в Академию, не в силах собраться с мыслями. Лидия никак не может быть колдуньей… Но… Сгорел именно склад того купца, что отказался ей платить… А когда горел детский приют, она так удобно оказалась рядом… Откуда? Как узнала? А профессор Грано? Укусы на ее ноге… ведь я сразу заподозрил, что она сама себя накрутила настолько, что перешла грань действительности… Господи, не может быть! А если… Если она попросту не помнит, что творила? Ведь у нее случалось такое раньше… Неожиданно всплыли в памяти слова Тени… Рисунок, что и так уже лежит, лежит дома… Лидия уже видела инталию, поэтому так и отреагировала?.. Но зачем привлекать столько внимания? Чего она пыталась добиться? Нет, я не верю, не хочу верить!..
Я даже не заметил, как мы спустились на нижние этажи. Братья послушно шли следом, неслышно ступая в тени. Профессор между тем рассказывал историю святого заступника Тимофея, но я его почти не слушал, пытаясь справиться с отчаянием.
– И после того, как снизошла божественная мудрость на брата Тимофея, стал он ее записывать. По легенде, испытание мудрости, одно из необходимых для достижения Источника, состоит в том, чтобы войти в храм мудрости. Я, как и многие исследователи, склонен полагать, что это аллегорический призыв прочесть и познать всю мудрость, заключенную в книгах заступника. А на этой святыне есть доселе неизвестные строки, написанные рукой святого, и кто знает, что еще скрывается под поздним слоем…
Профессор уверенно стал зажигать жаровни, продолжая свой рассказ.
– Профессор Камилли, зачем вы приходили к отцу Валуа? – оборвал я его словоизлияние.
Профессор вздрогнул и уронил огниво. В зале было очень холодно, но даже огонь шести жаровен был не в силах прогнать могильный ужас этого места.
– Я приходил? – чуть удивленно переспросил профессор. – Честно говоря, не припомню. Что поделать, рассеянным стал, старость подбирается…
Мне вдруг сделалось очень тревожно, я оглянулся на братьев, их присутствие немного успокаивало. Надо было оставить кого-нибудь из них сторожить Луку. Я все меньше и меньше верил, что Лидия может быть колдуньей. Да, она безумна, она даже могла пойти на преступление, но… Она бы не стала… Или стала?.. Сомнения опять заползли в душу ледяной змеей.
– Разве это не божественное чудо? – с придыханием в голосе восхитился профессор, указывая на инталию. – А госпожа Хризштайн только и делала, что выспрашивала меня о нем.
Лидия говорила лишь о фресках, про инталию узнала от меня. Кто из них врет?
– … Она жадная и порочная особа. Пыталась отобрать книгу об Источнике, а теперь оговорила меня в ваших глазах…
В голосе профессора было столько искренней горечи, что я опешил и опять засомневался.
– Милый мой голубчик, если бы вы только знали, как я стремился вернуться сюда… У меня ведь почти получилось, я научился врачевать израненные души… Люди слепы и глупы, чтобы понять все… Но мне так хочется, чтобы вы осознали величие замысла, стали моим последователем…
– Здесь приносились человеческие жертвы, – тихо сказал я. – О каком величии можно говорить?
– О величии забвения… – вдруг грустно улыбнулся профессор и кивнул кому-то за моей спиной. – Ты задержался, Фарид.
Я резко обернулся, потянувшись за клинком, но в следующий миг меня накрыла темнота…