Стихия страха

– Ладно, молоко выпью. Но мне надо схватить воспитанника профессора, понимаешь? Он может сорваться и спалить еще кого-нибудь. Еще один приют или лечебницу… Я не хочу больше жертв… В моем доме и так уже мало места…

Антон досадливо отстранился от меня и резко сказал:

– Можно подумать, тебя это когда-то волновало. Хриз! Ну посмотри на себя, ты на ногах еле стоишь. Ты себя загнать хочешь? У тебя скоро опять будет приступ…

Я нахмурилась.

– Должен быть, да… – медленно проговорила я. – Вчера ночью была буря… Но… Демон, я не помню…

Мне было так плохо, что я лишь смутно помнила, как говорила красавчику, что делать в случае приступа. А потом… Я нахмурилась, осознав, что приступа у меня так и не случилось, потому что Кысей что-то сделал… Он полез расстегивать на мне платье, я с досадой еще тогда подумала, как некстати, что не смогу ответить ему, но он… Господи, он же начал молиться… Я расхохоталась, и Антон испуганно тронул меня за плечо.

– Не обращай внимания, – сквозь смех выдавила я. – Надо же, Кысей оказывается смог купировать приступ… Ох, не могу, праведник недоделанный…

– Правда? – с облегчением спросил Антон. – Слава Единому, а то я уже переживал… Ты хоть его поблагодарила?

– Я ему такое спасибо скажу, мало не покажется, – процедила я, хватая стакан и залпом опрокидывая в себя ненавистное молоко. – Какая гадость… Просила же, хотя бы без пенки! Этот идиот всего лишь… – я прикусила язык, сообразив, что не стоит тревожить брата. Инквизитор всего лишь отстрочил приговор, приступ всего равно случится… Но точно не сегодня и возможно даже не завтра.

Извозчик отказался отвезти меня к старому кладбищу, которое почему-то пользовалось у местных дурной славой. Поэтому я попросила высадить меня за два квартала, решив проделать оставшийся путь пешком.

Толкнув противно скрипнувшие ворота, я очутилась на кладбище. Меня тошнило от молока, ныли укусы на ноге, а затылок пульсировал от боли. Я с неожиданной злостью пнула первый попавшийся на глаза могильный камень, позавидовав вечному покою спящего под ним.

– Алекс! – крикнула я, решив не церемониться. – Я знаю, что ты здесь.

На кладбище царила мертвая тишина, не нарушаемая даже шелестом листвы. Я недовольно хмыкнула и бессильно опустилась на могильную плиту, давая отдых уставшей ноге. Прикрыв глаза, я еще раз вспомнила первые ощущения от встречи с Алексом. Дикая неудержимая ярость, в которой не было ничего человеческого… Словно сама стихия… Стремящаяся разрушить все на своем пути, стереть с лица земли… Огонь? Или вода? Да какая разница, в сущности, если я все равно сейчас ничего не вспомню про огонь. А вот про клятое море столько песен сложено, что… Я стала тихо напевать, повышая голос от строчки к строчке…

Море не ведает сна и покоя,

Море наполнено тьмою и болью…

Возле меня в порыве невесть откуда взявшегося ветра взметнулись опавшие листья. Но я даже бровью не повела, упрямо продолжая петь.

Пусть волны ревут и пенятся,

Пусть бесы под небом мечутся,

Пусть в бездну падают пути,

И глохнет вера в вечности…

Белобрысый мальчишка появился возле полуразрушенного склепа и жадно уставился на меня.

Морю покорны усталые души,

Море само покоряется лучшим,

Там впереди, сквозь тяжелые тучи,

В мир пробивается новый рассвет…

* Дорога домой – Группа Арктида

Я оборвала песню, не доведя ее до конца. Тонкая изломанная фигура мальчишки дрогнула, отлепляясь от слившегося с ней мрамора, и сделала шаг ко мне.

– Еще, – хрипло сказал он.

– Подойди ближе, – спокойно ответила я, сжимая за спиной рукоять кинжала. Можно попробовать метнуть его прямо сейчас и решить все сразу. Но у красавчика такая нездоровая тяга к судебным заседаниям и торжеству справедливости, что ради него я захотела схватить колдуна живым.

Мне в лицо вдруг дохнуло жаром, а земля под ногами оплавилась. Оглушительный раскат грома, казалось, прогремел у меня в голове. В воздухе запахло чистой ошеломляющей свежестью. Глаза мальчишки сверкали ненавистью, он был готов испепелить меня за любое неосторожное движение. Я разжала ладонь за спиной, и кинжал негромко звякнул о могильную плиту. Алекс сделал еще шаг ко мне и повторил:

– Пой. Еще. Хочу. Про море, – его речь была рваной и нечеткой, словно слова были для него чужыми.

Я уставилась ему в глаза и захлебнулась болью его разума. Обычно, чтобы сойти с ума вместе с колдуном и выманить его демона, надо было постараться. Здесь все было иначе. Сам мальчишка казался другим. Человек переходит грань дозволенного собственным разумом и становится колдуном, проваливаясь в бездну, в одночасье теряя все человеческое. Но Алекс никогда и не был человеком. Его разум изначально родился бездной, замкнутой на себе. Он жил в собственном мире, но был грубо выдернут из него… На меня обрушились его ощущения и воспоминания. Чужое дыхание у себя на шее, жадные руки, шарящие по ставшему деревянным телу, соленый привкус чужой крови от прокушенного до кости пальца, и пульсирующая боль… Боль, разрывающая и выворачивающая нутро, боль, застывающая в бесконечности, и тут же возрождающаяся, снова и снова…