Стихотворения (1927)

Россия — всё:                       и коммуна,                                        и волки,и давка столиц,                         и пустырьная ширь,стоводная удаль безудержной Волги,обдорская темь                         и сиянье Кашир.Лед за пристанью за ближней,оковала Волга рот,это красный,                    это Нижний,это зимний Новгород.По первой реке в российском сторечьискользим…                  цепенеем…                                     зацапаны ветром…А за волжским доисторичьемкресты да тресты,                             да разные «центро».Сумятица торга кипит и клокочет,клочки разговоров                             и дымные клочья,а к ночине бросится говор,                             не скрипнут полозья,столетняя зелень зигзагов Кремля,да под луной,                      разметавшей волосья,замерзающая земля.

Огромная площадь;                               прорезав вкривь ее,неслышную поступь дикарских лапсквозь северную Скифиюя направляю                    в местный ВАПП.За версты,                 за сотни,                               за тыщи,                                             за массуза это время заедешь, мчась,а мы       ползли и ползли к Арзамасусо скоростью верст четырнадцать в час.Напротив               сели два мужичины:красные бороды,                          серые рожи.Презрительно буркнул торговый мужчина:— Сережи! —Один из Сережей                            полез в карман,достал пироги,                       запахнул одеждуи всю дорогу жевал корма,ленивые фразы цедя промежду.— Конешно…                      и к Петрову…                                            и в Покров…за то и за это пожалте процент…а толку нет…

                     не дорога, а кровь…с телегой тони, как ведро в колодце…На што мой конь — крепыш,                                             аж и онсломал по яме ногу…                                   Раз тыправительство,                        ты и должончинить на всех дорогах мосты.—Тогда         на него                    второй из Сережприщурил глаз, в морщины оправленный.— Налог-то ругашь,                               а пирог-то жрешь…—И первый Сережа ответил:                                          — Правильно!Получше двадцатого,                                  что толковать,не голодаем,                     едим пироги.Мука, дай бог…                          хороша такова…Но што насчет лошажьей ноги…взыскали процент,                              а мост не проложать…—Баючит езда дребезжаньем звонким.Сквозь дрему                      все время                                      про мост и про лошадь

до станции с названьем «Зимёнки».На каждом доме                          советский вензельзовет,         сияет,                   режет глаза.А под вензелями                           в старенькой Пензестарушьим шепотом дышит базар.Перед нэпачкой баба седаотторговывает копеек тридцать.— Купите платочек!                               У нас                                        завсегдазаказывала                  сама царица…—Морозным днем отмелькала Самара,за ней          начались азиаты.Верблюдина                    сено                           провозит, замаран,в упряжку лошажью взятый.Университет —                        горделивость Казани,и стены его                  и донынехранят           любовнейшее воспоминаниео великом своем гражданине.Далёко

           за годы                       мысль катя,за лекции университета,он думал про битвы                                и красный Октябрь,идя по лестнице этой.Смотрю в затихший и замерший зал:здесь         каждые десять на стоего повадкой щурят глазаи так же, как он,                         скуласты.И смерти               коснуться его                                     не посметь,стоит         у грядущего в смете!Внимают               юноши                          строфам про смерть,а сердцем слышат:                               бессмертье.Вчерашний день                           убог и низмен,старья           премного осталось,но сердце класса                            горит в коммунизме,и класса грудь                        не разбить о старость.