Стихотворения и поэмы

Один Марко́ лишь пану угождает.Чуть только пан капризный пожелает(Подагра, старость — всё его гнетет)Поехать прокатиться — запряжетВ рыдван любимых скакунов-арабов,И — но, любимые!                               Марка́ НебабыНикто б не мог на свете превзойти!Шумят леса, стучат мосты в пути,Змеею извиваются дороги,И солнце лошадям ложится в ноги,А он сидит, красивый, молодой,Тугих вожжей уверенной игройОн пана-конелюба утешает.«Тот кучер — кто коней натуру знает!» —Пан Пшемысловский говорить любил.А в лошадях на волю рвется пыл:Летят как вихрь, послушные, как дети, —Ведь им Марко понятней всех на свете,

Хоть большей частью он привык молчать.Быть кучером — не песенки писать!Лишь для того, чтоб разойтись с шаблоном,Его я не зову Автомедоном[108].А дед Марка — тот виды сам видал,Когда народ, как буря, бушевал,Собравшись освящать ножи в дубраве,Когда Зализняку в великой славеДесницу подал Гонта. Средь бойцов,Кого пророк пел пламенем стихов,Детьми и сыновьями называяИ славою нетленною венчая,—Кондрат Небаба самым первым был.Себе Марко в наследство получилДвиженья гордые, и взор, что светел,И смелость — самый лучший дар на свете.Уж не одна, грустя наедине, —Лишь едет он иль бродит в стороне, —Посмотрит, покраснеет, улыбнется,Да так, что сердце пламенем займется.

Эх, друг Марко! От девичьих бровейДобра не жди!                       Раз возле тополейМарину встретил он. Она шла в полеКопать картофель…                             Сердце! В сладкой болиЧто вспомнило ты о беде былой?И почему весеннею травойНа стоптанной дороге у березыРастут забытые мечты и слезыНа месте том, где всё уже прошло?Что говорить!.. Раз наш Марко в селоПриехал с паном. Глянула Марина,Он поглядел — и в этот миг единыйДля них обоих сотни лет прошли…Поехал, оглянулся — и в пылиИсчез. А солнце, грея по-иному,В сверканье шло по небу голубому.Тибурций как-то сравнивал гарем

У пана Людвига (пора нам всемО многом говорить уже открыто)С букетом пышным: роза Феокрита,Вербена, лилия, фиалка — тамСреди цветов. И пан Тибурций самСорвать цветочек согласился б тоже,Хоть постарел, с голодной мышью схожийИстлевшим, дряхлым кожушком своим,Который чуть ли не родился с нимИ пригнан, как его вторая кожа…Но нет! На пана вовсе не похоже,Чтоб поступался собственным добром.И так уж панычи юлят кругом,Стремясь хоть каплей меда поживиться, —Напрасно! Ничего им не добиться!Вот и теперь (мечтал старик поэт,Облизываясь) свеженький в букетПопал цветок — и милый и невинный!А что цветочек тот зовут Мариной,Узнал он — и разок ей подмигнул…

Ишь старикан! На что он посягнул!И пан Тибурций, завистью сгорая,Стал молчалив, гостей не замечая,Не слыша, что толкуют сгоряча,Поглядывая лишь из-за плечаТуда, куда настойчиво и странноПытливый взор Густава и МарьянаНе раз уж с любопытством забегал…«Ай, Людвиг! Вот конфеточку достал!»А что ж Марко? Не торопись, читатель!Я обо всем сказать успею кстатиИ каждого дорогой наделю;А так как более всего люблюЯ строй эпический, широкий, вольный,То взор внимательный стремлю невольноТуда, где гулко щелкают бичи.Где бьются об заклады панычи,Где Замитальского трясется пузо…Благослови ж меня, родная муза!