Стихотворения и поэмы

А сапожищи, как назло,Ступают, черти, тяжело —Гремят, как конские копыта,На весь вокзал, такой умытый.Дивился дядька наш немалоУстройству хитрому вокзала:Как все прилажено тут славно,Как чисто прибрано, исправно,А сколько блеска, полировки,Ступеней, переходов ловких!Вверху ж над самой головоюБегут вагоны чередою.Тут чей-то хитрый ум старался!..Туннель отсюда разветвлялся,И вал сермяжного народуНаправо ринулся к проходу.Паны ж налево важно шли,Где оскорбить их не моглиНи запах дегтя, ни корчаги,Ни вид заплатанной сермяги.На площади перед вокзаломАнтосю дурно чуть не стало:Ну, пекло! Шум неугомонный,А воздух затхлый и зловонный.Народ толчется возле конки,По камню бьют подковы звонко,Гремят повозки и колеса —До неба гомон стоголосый.И эти звоны, грохот, крики,Сливаясь в общий гул великий,Терзают с непривычки ухоИ бьют по сердцу тяжко, глухо.Народ снует, как на пожаре,Ну просто — гнутся тротуары.Эх, божий люд! Какая силаТебя здесь вихрем закружила?Зачем тут бьешься и шумишь?Какую в сердце боль таишь?Куда ведет твоя дорога?И отчего печаль, тревогаНа лоб морщины наложила?Глядишь на божий мир немило,И нет в твоих глазах привета,Как будто ты не видишь света!..Течет народ, как волны в море,Как тучи в небе на просторе,—И старики и молодые,Друг другу дальние, чужие,Идут несметной чередою,И каждый занят лишь собою.С толпою дядька наш смешался,Зерном меж зерен затерялся.Антось в лесах, в борах бывал,И голос дебрей понимал,И со столетними дубамиЗнавался близко, как с друзьями,А тут — один, для всех чужой;На камне камень, пыль и зной,Не видно неба за домами,Все загорожено стенами.Шагает дядька, не спешит,Один за пятерых гремит.«А где ж тот банк?» — спросить он хочет.Тут прошатаешься до ночи,Задаром время проведешь,А сам туда не попадешь.Но к людям страшно приступиться,Спросить прохожих он боится,—Все смотрят важно и сурово,Ни одного лица простого.Вот мужика бы повстречать,Да тут нигде их не видать.

И дядька начал озираться,Чтоб у кого-нибудь дознаться.Один уж раз он сделал пробу,Спросил какую-то особу.Она Антосю так сказала,Что лучше б рта не разевала.Тут дядька шагу прибавляет,С кокардой пана нагоняет,Бочком подъехать норовит,Но гордый пан и не глядит,Идет себе и знать не хочет,Как дядька вкруг него хлопочетИ как нуждается он в нем,—Идет, играючи хлыстом.Тут дядька чуточку пригнулся,Рукою к пану прикоснулся:«Скажи, паночек, как далекоЗемельный банк?» Недобрым окомНа дядьку глянул пан суровый:«Спроси о том городового»,—И шагу, рассердясь, прибавил,Как будто дядька обесславилЕго мужицкими словамиПеред вельможными панами.«Ишь, навострил, гляди-ка, лыжи,Как от причастья черт бесстыжий!» —Антось беззлобно усмехнулсяИ на прохожих оглянулся.Помалу дядька стал свыкаться:«Да что? Чего мне здесь бояться!»Пошел вольней, глядит смелей,На сердце стало веселей.Глаза он кверху поднимает,На лавках вывески читает,—Недаром же когда-то в школеУчитель дядькой был доволен.Да зачитался он не в меру —На столб наткнулся, на холеру, —Ударился с разгону лбом,Аж белый свет пошел кругом,Слетел с панели, как шальной,Крутясь на пыльной мостовой,Чуть-чуть манерку не расквасилИ грязью сам себя украсил.Но все ж быстрехонько вскочил,Глаза таращит — угодил,Совсем как глупый окунь в нерет,Не разберешь, где зад, где перед.«А, чтоб вас дьяволы спалили,Столбов без счету понабили!» —Антось бранится, сам не свой,Сбивая с шапки пыль рукой.Очнувшись, дядька оглянулсяИ видит, что в тупик уткнулся.И впереди и сбоку — стены…И шагу не шагнешь, как пленный.Пропала улица куда-то,Толчется дядька наш помятый —Нет ходу из угла глухого,Ну хоть зови городового.Кой-как все ж выбрался бедняк,Усталый, красный, словно рак.Бредет и город проклинает.Зашибла злость его такая,Вот взял бы, кажется, соломыДа подпалил подряд хоромы,Что все пути загородилиИ белый свет ему затмили.Минуты шли. Из переулкаНа свет он выбрался, где гулкоНосились шум, и лязг, и крики,Где город пел многоязыкий.Уж дядьку чтенье не манит,

Он больше под ноги глядит.Лишь иногда посмотрит вбок —Не видны ль шашка и свисток.Как будто бога, ищет дядькаВ толпе блюстителя порядка.А вот и он. Стоит, здоровый,И смотрит поверху сурово —Ну, впрямь тебе пастух над стадом,Следит, чтоб все вершилось ладом:Губернский город как-никак.На мостовую сделав шаг,За шапку дядька наш берется:«День добрый, — молвит, как ведется,Еще поближе подступаетИ шапку вежливо снимает. —Скажите, где тут банк? Уважьте.Мне по земельной нужно части».«А вот пойдешь ты, человече,Костелу этому навстречу,Там будет улица направо, —Заговорил служака бравый.—Ты правой улицы держись,Да вновь спроси, а не кружись,А там и банк совсем уж близко».Антось опять склонился низко.«Вот это человек иной, —Подумал дядька, — как родной!Коль дело кончится счастливо,Ему поставлю пару пива.Есть и закуска — ломоть сала».И дядьке снова легче стало.Еще протопав три квартала,Переспросив людей немало,Антось уперся в двери банка;Ступени чистые, как склянка,Широкий шаг его сдержалиИ страху на душу нагнали.Стоит наш дядька в размышленье,Ступить не смея на ступени:Боится он мужичьим ботом,Пропахшим и землей и потом,Корябнуть что иль замарать,Уж лучше б «их» вовек не знать.Пройдешь не так, и — милый боже! —Ведь сразу по шеям наложат.И это «их», как муть лихая,Покой у дядьки отнимает.«Их» — это вражья сила, темень,Обман, коварство, бич над всеми.Но дядька страх перемогаетИ шапку загодя снимает,По чистой лестнице мурашкойПолзет наверх, вздыхая тяжко.Душа, забитая веками,Уж чует страх перед панами.В просторной, чистой, светлой залеПаны туда-сюда сновали,Цигарки длинные курили,Развязно, громко говорили.Коль уходить кто соберется —Прислужник тут уж бесом вьется,Одежду мигом подаетИ смотрит пану прямо в рот.А пан, приняв пальто и трость,Сует ему монету в горсть.Прислужник чуть ли не присядет,Аж смех берет, на это глядя.Но видно сразу — и паныНе все тут меж собой равны:Одни пузаты, ходят валко,Другие ж — тощие, что палка;Одни с горы на всех взирают,

Другие ж глаз не поднимают…Но, кроме панства, в той же залеСмиренно мужики стоялиВ углах с людьми простого званья,Сюда пришедшими заране.Они негромко гомонили,И дядька втиснулся меж ними.Соседей всех окинув оком,Антось к стене приперся боком.«Садись-ка, друг хороший, рядом,Тут за постой платить не надо», —Сказал сермяжник добродушно.Антось на лавку сел послушно,Взглянув на доброго соседа,Уж пожилого, чуть не деда.Пошли вопросы — к слову слово:Откуда, кто, села какого,Какой губернии, повета.^{99}«Я вот приехал с краю света,Из-под Столбцов, слыхали, может?»«Не привелось… Велик свет божий».«А вы откуда?» — «Из-под Лиды,Село Великие Демиды.(Он Гришкой Вересом назвался.)Вчера весь день тут проболтался.Пустое дело у меня,А года два идет возня.Уж пробовал и так и сяк,И все не справлюсь с ним никак.Эх, милый мой, нам за панамиНе видеть правды. Кто с деньгамиИ мажет сбоку, — те не ждут.Уж так, сосед, ведется тут».Чиновничьи он ведал сети,Недаром мыкался на свете,Ища земли себе с друзьями,Частенько знался с писарями.«Из банка нужно разрешенье.Пишите, милый мой, прошенье.Я знаю писаря такого,Он это сделает толково,Любую грамотку за злотыйНапишет с полною охотой».«Ах, пане Верес, вам, как другу,Сто раз спасибо за услугу.Ведь тут пока чего добьешься,Так и от жизни отречешься».«Ну что ж, пойдем». Встают, выходят,По господам глазами водят,И перед столиком пустым —Никто не восседал за ним,Лишь склянка с донышком широкимНа нем стояла одиноко —Друзья остановились тихо.«Вам что?» — спросил их кто-то лихо.То был сам писарь. СтароватыйИ росту малого, косматый,Перед друзьями он возник,Как гриб поганый, дождевик,В осенний дождь из-под земли.«А мы-то к вам как раз пришли», —Вперед тут дядька выступаетИ просьбу кратко излагает.«Одну минуту, подождите.А вот вам кресло, отдохните».Он вынул лист бумаги гладкойИ с чисто писарской ухваткойПеро за ухом ухватил,Чем дядьку сильно удивил.Потер, нахмурясь, лоб рукою,Подергал носом и губою,—Так покуражась для прикрасы,Стал выводить он выкрутасы.

Антось почтительно взираетИ злотый в кулаке сжимает.«Ну вот, прошеньице готово:Все тут как надо, слово в слово.Вы, может, грамоте учились?»«Да уж подпишем, ваша милость».И дядька пальцы разгибает,Берет перо, в бутыль макает,Но пальцы-грабли боязливоЗажали ручку боком, криво.Покуда наш Антось трудился,Он весь испариной покрылся —Ну, словно летнею пороюОн целый день махал косою.«Отметку надобно теперь,За ней пройдете в эту дверь», —Кивает писарь головою.И дядька, сгорбившись, трусцоюПробрался к двери, заглянул,Прошенье трубочкой свернул.А там за длинными столами,Уткнувшись в груды дел носами,Сидят писцы, как грязи кучки,Скрипят их перья, ходят ручки,Трещат, как шашели в поленеИль как кузнечики на сене.И всяк своим завален делом.Антось вперед ступает смелоК тому столу, что был поближе,Подходит к бородище рыжейИ перед тою бородоюОпять сгибается дугою.Чиновник пробурчал сердито,Как жирный боров у корыта,Но все же проглядел листокИ почесал пером висок.«К тому столу, налево третий. —Мотнул он рыжею метлойИ вновь в дела зарылся, злой. —Откуда лезут эти черти!» —А дядька далее шагаетИ снова голову склоняетУж перед третьим полупанкомИ ждет, согнувшись, как баранка.Чиновник только вскинул окомИ, повернувшись к дядьке боком,Пером забегал по бумаге —Уж здесь такой почет сермяге!Стоит Антось наш, не отходит:«Ну что ж, пускай пером поводит.Тут крыша есть, не на дождю.Не пан я, малость подожду».Вновь глянул писарь, негодуя,На дядьку, как на тещу злую,И вновь в свои бумаги ткнулся,А дядька и не шелохнулся.Чиновник наконец вспылил.«Тебе что надо тут?» — спросилСердитый, полный нетерпенья.«Насчет землицы, вот прошенье», —Ответил, не смутясь, наш дядька,Да так приветливо, так сладко,Что писарь только морду скорчил.«Придется ждать, вопрос не срочный,Приди часа так через три».Антось вздохнул: «Эх, черт дери!Ах, выжига ты, вор проклятый!На взятку, видно, все вы хваты.Не жди добра от лиходея,Три чирия тебе на шею!Водили бы тебя слепого,Как водишь за нос ты другого!»Но как ни клял Антось пиявку,А все же отдал рубль за справку.