Принесли к врачу солдата только что из боя,но уже в груди не бьется сердце молодое.В нем застрял стальной осколок, обожженный, грубый.И глаза бойца мутнеют, и синеют губы.Врач разрезал гимнастерку, разорвал рубашку,врач увидел злую рану – сердце нараспашку!Сердце скользкое, живое, сине-кровяное,а ему мешает биться острие стальное…Вынул врач живое сердце из груди солдатской,и глаза устлали слезы от печали братской.Это было не поз можно, было – безнадежно…Врач держать его старался бесконечно нежно.Вынул он стальной осколок нежною рукоюи зашил иглою рану, тонкою такою…И в ответ на нежность эту под рукой забилось,заходило в ребрах сердце, оказало милость.Посвежели губы брата, очи пояснели,и задвигались живые руки на шинели.Но когда товарищ лекарь кончил это дело,у него глаза закрылись, сердце онемело.И врача не оказалось рядом, по соседству,чтоб вернуть сердцебиенье и второму сердцу.И когда рассказ об этом я услышал позже,и мое в груди забилось от великой дрожи.Понял я, что нет на свете выше, чем такое,чем держать другое сердце нежною рукою.И пускай мое от боли сердце разорвется –это в жизни, это в песне творчеством зовется.
Товарищи, сердце стареет,все глуше оно, все слабей.И просит меня: «Поскореескажи кое-что о себе».Мне ночь не страшна, и, поверьте,сейчас, на земле, наявуя жив не тревогой о смерти,я будущим вашим живу.Я счастлив, что кончился ужас,что мин уже нет на полях,и, мертвый, я вновь нахожу васгуляющих там, в тополях.Прикинувшись деревом старым,неузнанный, я узнаю,что бродите вы по бульварам,любовь обнимая свою.И знаю: не быть повтореньюни жизни моей, ни любви.Так радуйтесь стихотворенью,где живы и любите вы.
Солнце шло по небосводу,синеву разглаживая.Мы сказали про погоду:– Так себе… Неважная… –Ни дымка́ в небесном зале,обыщи все небо хоть!Огорчившись, мы сказали:– Что ни день, то непогодь! –Но когда подуло вродехолодком над улицею,мы сказали о погоде:– Ничего, разгуливается! –А когда пошли в три ярусаоблака, ворочаясь,мы, как дети, рассмеялися:– Наконец хорошая! –Дождь ударил по растеньямяростно и рьяно,дождь понесся с превышеньемдождевого плана.И, промокшая, без зонтика,под навесом входаговорила чья-то тетенька:– Хороша погода! –А хлеба́ вбирали капли,думая: «Молчать ли нам?»И такой отрадой пахли –просто замечательно!И во всем Союзе не быловзгляда недовольного,когда взрезывала небомагнийная молния.Люди в южном санаториипод дождем на пляжегрома порции повторныетребовали даже!Ветерки пришли и сдунуливсе пушинки в небе,стало ясно: все мы думалио стране и хлебе.