В ночь, бессонницей обезглавленную,перед казнью моей любвия к тебе простираю главнуюзаповедь: «Не убий!»Не убий ни словом, ни взглядом!Ни вдали, ни когда мы рядом.Беатриче, Лаура, Лючия, –адом Данте и всем, что мучило,и дуэлью среди снегов,и шинелью, снятой с негосекундантами на опушке,на могиле, – Наталия Пушкина,заклинаю, ступни обвив:не убий, не убий любви!Ни открыто, ни мысленноне убий!Ни безжалостию, ни милостынейне убий!Лаура моя, дорогая моя,целуемая и ругаемая,но под солнцем и звездами лучшая,Беатриче, Наталия, Лючия,милосердная и жестокая,аще столько япретерпел в сей День седьмый,умоляю тя: не убий!Не сбивавшего цвет с растения,не замешанного в растленияхи в терзавших Спасителя терниях,не виновного – не убий!Умоляю тя:пощади во мне дитя!Не казни своего дитяти –сердца в люльке моей души,не круши его, не убей,как нельзя казнить голубей.Не должна подлежать петлебелка, дремлющая в дупле,и стучащий о древодятел, и катающийся у ногщенок,кенгуренок, залегший в чрево,и скользящий травою уж,и дельфин, мореходец быстрый,и червяк дождевой у лужне должны подлежать убийству, –пусть живут,пусть летят, плывут…А любовь – ведь твое дитя, –не казни, умоляю тя!В смертной камере одиночестваи стеная наедине –при бессоннице, среди ночи встав,я хожу от стены к стене,на тюремном полу в перстипростираю к тебе персты…Ни одной обиды не помнящий,ожидающий скорой помощи,если я позову – «приди»,ты приди и коснись груди,где любовь лепечет – «жива еще»,и скажи: – Человек, гряди!Я гряду, почти умирающий,подымая, как веки Вий,руки слабые, умоляющие:– Не убий любви, не убий!..