Стихотворения и поэмы

Художник –     этакий чудак,но явно    с дарованьем,снимает нежилой чердакв домишке деревянном.Стропила ветхи и черныв отрепьях паутины,а поздней ночью       у стенышуршат его картины.Картины странного письмашуршат,     не затихая:– Ты кто такая?       – Я самане знаю, кто такая…Меня и даром не продашь,как «Поле на рассвете».Я не портрет,      я не пейзаж,но я живу на свете.

Другая застонала:        – Нет,ты все же чем-то «Поле»,а я абстрактна,      я портретнеутолимой боли…А третья:     – Это все одно,портреты или виды.Вот я – пятно,      но я пятнона сердце, от обиды.Четвертая:     – Пусть обо мнетвердят, что безыдейна.Но я пейзаж     души во сне,во сне без сновиденья.И пятая:     – Кто любит сны,меня же тянет к спектру,и я –

   любовь голубизнык оранжевому цвету.Шестая:     – Вряд ли мы поймем,что из-под кисти выйдет,зато меня     в себе самомвсю ночь художник видит.Я в нем живу,     я в нем свечусь,мне то легко,      то трудноот красками плывущих чувств,хотя я холст без грунта.Его задумчивых минутничем я не нарушу, –пусть он сидит,      глазами внутрьв свою цветную душу.

<1967>

Переводческое^*

Ко мне взывает

     периодика –нет ли какого переводика?Но я боюсь!    Переводить –как в мир теней переводить.И мнится мне, что переводчик –Харон –    чья холодна рука.Он скорбной тени перевозчикна брег чужого языка.Нет, нет –    я признаю заслуги!Да, да –    мы подлинника слуги!Но подлинник всегда один,упрям и непереводим.Ему на свете жить     противнопоэмою переводной,как не желает быть     картинакартинкою переводной.

Вот на утесе Лорелеяв оригинале.    А под нейподдельной кисти галереяпозирующих Лорелей.Мы сохранили точность      смысла.А вот поэта нет.     Он смылся.Сейчас я говорю от имениоригиналов.    На звонкиответствую – люблю стихипредельно    не переводимыени на какие языки!Вот их  во славу переводчествапереводить    мне очень хочется.

<1967>

Очки^*