Стихотворения. Зори. Пьесы

Удаляющийся стук копыт. Смятенье. Вопли. Тишина. Наконец, покрывая все остальное, раздается голос: «Жак Эреньен убит!»

СЦЕНА ВТОРАЯ

Утро. Площадь Народов. Она построена террасами. В глубине – панорама Оппидомани, подернутой дымом пожаров. Направо, на площадке, статуя Власти. Налево догорает Военное министерство. Горожане развешивают на окнах флаги. Проходят пьяные. Ликующие хороводы проносятся через сцену. Толпы следуют за толпами. Отовсюду слышатся песни. Мальчишки бросают камни в статую Власти.

Нищий. Эй! Берегитесь, ребята, вам надерут уши! Мальчишки. Мы побиваем камнями труп нашего правительства. (Бросают камни.)

– Вот в скипетр.

– А вот в корону.

Толпа (окружает статую и поет на мотив хороводной песни)

На тройку и четверку счет!Вот это весельчак завзятый!Не захотел идти в солдаты,Народу оказал почетИ старой власти дал расчет.

На двойку и на тройку счет!Вот это весельчак завзятый!В огне дома, дворцы, палаты,Под небеса пожар встает,А он смеется и поет.Теперь на единицу счет!Вот это весельчак завзятый!Послал к чертям режим проклятый,Последних вытащил впередИ в руки прочно власть берет.

Крестьянин. Пусть меня повесят, если я думал, что снова увижу Оппидомань.

Нищие. Я закопался в нору, как зверь.

– Я поочередно служил обеим сторонам. Те, что были в Оппидомани, называли меня кротом: я сообщал им планы неприятеля. А неприятель считал меня летучим, как дым: я осведомлял его о делах в Оппидомани.

– Мы все поступали так же. Я действовал на севере.

– Я – на западе.

– Обманывали тех и других, а кончили тем, что всех помирили! (Иронически.) Мы заключили мир…

Цыган. То, что называлось преступлением, в один прекрасный день превращается в добродетель.

Нищий. Правда ли, что Эреньен умер?

Цыган. Он? Бросьте вы! Он теперь повелитель, король. Такие великие люди не умирают.

Нищий. Эреньена убили на пороге его дома.

Цыган. Кто?

Нищий. Консульские солдаты.

Цыган. Не может быть!

Нищий.

Как они его ненавидели! Никогда еще не совершал человек столь великого дела.

Цыган. Вовсе не один человек,- это мы все совершили его.

Пастух. Наконец-то мы начинаем жить!

Цыган. Мы? Оставьте! Чтоб свет проник в наши подвалы, нужно по-новому перепахать весь человеческий чернозем.

Война ли, мир ли,-Нужда нас никогда не выпустит из плена,Нас не коснется круговая сменаДобра и зла.Хотя Оппидомань в законе обновленномСвободу принесла народам угнетенным,Мы будем прежнею бездомною толпой,-Бродяги, хищники, забытые судьбой,Подобны воронам, что рыщут за добычей,Которых гнать велит безжалостный обычай,

Подальше гнать от окон и дверей.Ведь каждый приютит под кровлею своейЛюбую птицу,- только не такую.

Пастух. Как послушаешь вас, можно подумать, что правительство еще живо. Деревни возродятся. Города очистятся.

Цыган. В добрый час. То, что есть, всего лишь путь к чему-то другому, и завтра всегда будет ненавидеть сегодня.

Толпа пьяных женщин с факелами проходит через сцену. Они кричат: «К церквам! К церквам! Мы сожжем господа бога!»

(Нищему.) Ба, вот наши постоянные союзницы! Когда вы и ваши друзья решите стать людьми, вы отыщете меня, как те отыскали Эреньена. (Уходит.)

Рабочие (воздвигают помост для тела Эреньена. Приносят черное сукно). Это небывалое несчастье!

– Две пули попали ему в лоб.

– А сын его убит?

– Нет.