Стихотворения. Зори. Пьесы

Принчивалле и Ванна уходят обнявшись. Занавес

Действие третье

Парадная зала во дворце Гвидо. Высокие окна, мраморные колонны, портики, драпировки и т. д. Налево, на заднем плане, широкая терраса; на ее балюстраде большие вазы с цветами; снаружи к ней с двух сторон ведет лестница. В середине залы между колоннами видны широкие мраморные ступени, ведущие на ту же террасу. С террасы открывается вид на город.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гвидо, Марко, Борсо и Торелло.

Гвидо. Я поступил так, как она хотела, так, как хотели вы и весь народ. Пришла пора мою исполнить волю. Я спрятался, я затаил дыханье – так робкий прячется хозяин, видя, что в дом к нему забрались лиходеи… Но я был честен в самом униженье!…

Я добросовестным стал торгашом… Смотрите: рассвело… Я до сих пор стоял как вкопанный, не шевелясь… Я взвешивал свое бесчестье… Я позорной сделки выполнил условья, за все припасы уплатил сполна… Не потерпел убытку покупатель: он этой выторгованною ночью сумел воспользоваться до конца… И то сказать: недорого он взял за овощи, за мясо и за хлеб!… Теперь вы сыты, я же вновь свободен, я вновь повелеваю, я избавлюсь от своего позора наконец…

Марко. Сын мой! Твой замысел мне неизвестен. Твою рану никто бередить не вправе, и никто не в силах эту рану уврачевать… Из твоего горя выросла радость, веселье кипит повсюду, куда ты ни кинешь взор, но от этого твои первые слезы будут особенно жгучи… Теперь, когда город спасен, мы готовы отказаться от такого спасенья, которое так дорого тебе обошлось… Ты принял на себя всю тяжесть удара; мы сознаем, что это несправедливо, и почтительно склоняемся перед тобой… Однако, если б сызнова все начать, я бы действовал так же, я бы те же наметил жертвы, я бы то же неправое дело свершил, ибо, к несчастью, человек, желающий быть справедливым, между несколькими несправедливостями всю жизнь выбирать принужден… Не знаю, с какими словами к тебе обратиться, но если мой голос, который ты прежде любил, в последний раз до твоего сердца дойдет – а сердце твое всегда внимало ему,- я бы стал умолять тебя, сын мой, не поддаваться первым порывам отчаянья, гнева… Пусть пройдут опасные эти мгновенья, когда у человека невольно вырываются злые слова,- потом он и рад бы взять их обратно, но уже поздно… Ванна вернется… Не суди ее нынче и не отталкивай, непоправимых поступков не совершай… Все, что мы делаем, все, что мы говорим в исступленье, так непоправимо жестоко!… Ванна вернется подавленная, но и счастливая… Не упрекай же ее ни в чем!… Если ты не в силах говорить с нею так, как будто после ее возвращенья прошло уже несколько дней, постарайся не видеться с нею… Мы – жалкие существа, нами играют тайные мощные силы, нас какие-нибудь два-три часа могут смягчить, умудрить и исправить. Только те слова что-нибудь весят (о, если бы человек предугадывал их, когда он не помнит себя от душевной боли!), только те, которые он произносит, все поняв, все простив и вновь полюбив…