Стикс

– Н-н-но у меня здесь даже оборудования нет, а если у нее гематома…

– Доктор, – голос стал совсем мягким, почти нежным, – ну разве я похож на человека, который разбирается во всех этих ваших аппаратах? Раньше ведь и аппаратов этих не было, а как-то лечили. Повторюсь – мне нужно, чтобы больная через два, максимум три дня перестала быть больной. Какими путями вы этого достигните, мне совершенно не важно. Единственное условие – никто из вас отсюда не выйдет, и никто сюда ничего не привезет. Это понятно?

– Но это невозможно! Даже при простом сотрясении…

– Я спрашиваю ещё раз. Это понятно?

Слабый хрип изобразил что-то утвердительное.

– Вот видите, – рухнувшее на пол тело мягко плюхнуло, и Света внезапно подумала, что врач был очень жирным. – Со мной очень легко договориться. Чего встали?! Работать, уроды!

Уроды схватили ее под руки и выволокли из багажника. Светлана попыталась снова завизжать, вырваться, но получилось только обвиснуть на руках у бандитов и хрипло засипеть. От обиды она снова заплакала. Мутные капли соплей повисли из носа, раскачиваясь в такт шагам носильщиков.

Яркий свет продолжал бить своими плетьми ее несчастное тело. Светлану тащили, ухватив под мышки, двое. По огромной территории парковки, по темному коридору, мимо пустого грязного зала. Вырываться было бесполезно. Она сдалась ещё в момент когда ее руки обхватили, словно тисками сдавили, огромные волосатые пальцы. Оставалось только плакать и скулить, но на мучителей это не производило никакого впечатления.

Наконец движение остановилось. Свету грубо швырнули на пол душевой кабинки, включили воду и закрыли дверь. Вымотанное тело судорожно дернулось, рванулось наружу, восприняв струи воды за казнь утоплением. Голова вспыхнула от боли и желудок снова содрогнулся в спазмах.

Света обиженно всхлипнула. Да сколько же она сегодня съела? Неужели ещё не всё, что можно было, вышло наружу?

Дождавшись окончания приступа, замерла и неуверенно протянула руки к льющейся сверху воде. Кем бы ни были эти люди, в каком бы ужасном положении она ни оказалась, выбираться из него, будучи заблеванной, всё же противно. Так почему бы и не отмыться, раз дают такую возможность.

На полочке в кабинке обнаружился полный набор. Странно. Эти остолопы вряд ли знают что такое кондиционер для волос. Света сама заказывала такой из Москвы. В магазинах продавался только дешёвый фруктис три в одном: для волос, лица и жопы, как его в шутку называли те, кто хоть сколько-нибудь соображал в уходе за собой. И всё же сейчас перед ней точно стояли нормальные средства.

Стараясь не шевелить головой, она дотянулась до полочки. После такого стоило как минимум отмыть волосы. В идеале почистить зубы, чтобы смыть кислотный болезненный налет. За пузырьками со средствами для волос обнаружилась и зубная щётка с порошком в баночке. Светлана поморщилась. Ну кто в двадцать первом веке покупает зубной порошок? Впрочем, за неимением лучшего…

Она нервно глянула на закрытую дверь душевой. Где те люди, что притащили сюда? Что они задумали? Для чего похитили? И не ворвутся ли сюда как только она стянет мокрые тряпки?

Трясущимися руками Света приоткрыла дверь кабинки. Никого. Только стопка чистой одежды на табурете возле раковины и пристроенные сверху фен и расческа. Всё более странно.

Тихо задвинув дверцу обратно, Светлана открыла бутылочку шампуня. Для осветленных и крашенных. Схватили первый попавшийся или следили за ней? Попытка понять что происходит, привела к новому приступу тошноты. Надо… Постараться не думать. По одной задаче за раз. И текущая задача – смыть с себя рвоту. Всхлипнув от накатившего ужаса и обиды, Света выдавила на ладонь немного шампуня.

* * *

Каким-то чудом Стикс умудрился проснуться на рассвете. Возможно, всему виной дурные сны о падающих сверху теплых каплях, в которых почему-то чуть не захлебнулся. Распахнув глаза, он не шевельнулся и изо всех сил прислушался. Наверное, так же прислушивается мышка прежде чем выползти из норки навстречу своей смерти. Идея украсть костюм у отца не вызывала у него должного чувства вины, но была почти смертельно опасной.

В квартире стояла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием матери. Пора?

Стараясь не шуметь, художник встал, дождался, пока онемевшие ноги перестанут подгибаться при любой попытке пошевелиться, и тихо прокрался к двери. Приоткрыл ее и снова прислушался. Кажется, спит. На цыпочках Стикс вышел в коридор. На старом паркете советских годов существовали строго определенные места, куда можно было наступать без скрипа и за долгие годы он выучил их все. Правда, обычно художник лишь выскальзывал за входную дверь и скрывался на улицах. Никогда прежде он не пытался проникнуть в логово чудовища, а потому наступать приходилось кошмарно медленно.

Коснуться голой стопой пола, осторожно начать переносить вес, так же медленно и осторожно убрать ногу, если под пальцами чувствуется, как дерево уходит вниз не совсем плавно и мягко, а словно с пока не слышимым, но ощущаемым треском. Если бы его спросили, Стикс ни за что не смог бы внятно объяснить, что именно чувствует.