Сто оттенков Веры

Скажи, пожалуйста!

И за таким вот, простеньким, банальным разговорчиком, как-то совсем «между прочим» и довольно буднично, в середине серенького рабочего денька, обсуждались интереснейшие вещи. Да, весьма интересные – ей, Вере. Но откуда (чёрт его все-таки возьми, этого Жозефа!) ему знать, что они будут ей не только интересны, но уже и понятны.

Не во всём, конечно. Что за «парник» такой, она пока ума не приложила, хотя ясно, что к даче и огороду это отношения не имеет. Может, производное от «пары», и ударение на «а»?

Надо все же попытаться припомнить: может, ее когда-то знакомили с Жозефом? Может, из прошлой жизни персонаж, из очень давних, юношеских увлекательств Академией художеств, мастерскими, бдениями околомузового свойства?

Вера сама себя назвала тогда «околомузой» (и художники дружно поддержали): ее разок изобразили, на большущей дипломной работе (групповой портрет выпускников консерватории, Вера позировала исполнительницей на цимбалах-ах-ах!). И еще больше года после этого она была желанной гостьей, спасающей то булочками, то колбасой, то мелкой идеей или вдруг верным замечанием (чутьё и вкус) в одной из творческих мастерских аспирантов Академии.

Она потянула ноздрями воздух и даже удивилась, что он не пахнет смесью масляных красок, пыльноватых занавесей и растворителя – одним из самых любимых составных ароматов её жизни.

Нет, Жозеф был не оттуда – Верина память на лица была отличной (причем, с умением делать поправку на возраст).

А может, его подослали?!

Нет, это вряд ли: кто ты такая вообще, дорогуша, чтобы к тебе кого-то «подсылали», хе-хе…

DonnaEs (04:07 PM):

А у тебя вообще – были такие экшены, совместные с кем-нибудь еще, Верхним?

Хakc (04:08 PM):

Да. Но не с моими нижними.

DonnaEs (04:08 PM):

Т.е. ты Верховодил – над (сколькими) чужими (гм-м-м… «прокатными») нижними?

Хakc (04:10 PM):

И так было. Или, например, вместе со знакомой Верхней работал с её нижними.

DonnaEs (04:11 PM):

В-о-она, вишь у тебя – опыт-то какой!

Хakc (04:20 PM):

Ладно, посмотрим. Только моя нижняя темноты боится. При этом в процессе глаза всегда закрыты, и повязки переносит хорошо. И очень боится чужих прикосновений.

DonnaEs (04:22

PM):

Батюшки, какие мы все боязливые-то! А «прикосновения» чужого стека – как? Или – если чужие руки, но в тонких резиновых перчатках?

Хakc (04:24 PM):

Вообще. Но боится – это не значит, что не хочет. Боится.

DonnaEs (04:24 PM):

Ах, во-о-он оно что… Хитрец!

В общем, вот что: для первого совместного чего угодно – лучше всё же мне тихохонько, в уголку (можно – за неплотно задёрнутой шторой) посидеть – поглядеть. Чтобы мне понять, ЧТО и главное, КАК между другими происходит. А уж потом – как-то участвовать. Хотя, можно сговориться, чтобы тот, кому захочется первому присоединиться, подал бы голос (или знак какой): готов/а/ы, дескать, а вы?

Как считаешь?

Хakc (04:36 PM):

Посидеть, посмотреть, понять – да. Штор никаких не надо – достаточно повязки на глазах нижней. Да, и имей в виду – в сабспейсе она вообще не может говорить. Зато стонет – заслушаешься!

DonnaEs (04:39

PM):

Ах, это прекрасно!!! Обожаю! Дайте еще!

Хakc (04:40 PM):

Звуки?

DonnaEs (04:41 PM):

Да, их, родимых. Я от многих поотказывалась только из-за их молчания в экшене (думали, партизаны фиговы, что это, блин, их ЗАСЛУГА!).

8-(((

Хakc (04:42 PM):

Не, там этого нет. Я сразу объяснил, что показывать передо мной свою «силу» – это непростительная слабость.

DonnaEs (04:43 PM):

Во-во! Покажи-ка ее, силушку свою неванильную, в том, что не будешь меня раскачивать, когда я на тебе катаюсь, мой маленький пони: вот это – сила, а так – неа…

Хakc (04:43 PM):

Ну, то ж грубая физика.

DonnaEs (04:47 PM):

А без нее тоже никак, извини!

###

Та-а-акс.

Значит, говорите, Хакс?

И некая Донна Эс?

Фу ты, буквально, ну ты!

Вера вдруг развеселилась. Приостановилась на пол-эмоции. И поняла, что давно уже не ощущала себя настолько просто, свободно и… понятно – для самой себя. Куда-то укатилось состояние тупой мути, которое в ней жило весь последний год, а то и дольше. Истаял толстый слой ванильного шоколада лжи, что грязевой плотностью стягивал всё её тело, мысли, недвижения души и разменную монету нелюбимых дел. Стало понятно, куда подевались «якобы друзья» и «вроде бы знакомые» – со всеми своими ничтожными заботками, холодными тушками и скучнейшими разговорами ни о чём.