Сто сорок писем Василия Белова

Леушино стало в России местом особого прославления Пресвятой Богородицы. Особая заслуга тут принадлежит настоятельнице обители игуменье-храмоздательнице Таисии. Она воздвигла в глуши северных лесов, как написано в книге, дивный величественный Похвальский собор – самый грандиозный в России храм в честь Похвалы Богоматери. Четыре года понадобилось ей, чтобы осуществить свой дерзновенный замысел. Что удивительно, создавался монастырь по подобию Киево-Печерской Лавры – Первого Русского Удела Пречистой.

Игуменья Таисия добилась того, что иконописное дело было поставлено здесь на самый высокий уровень А удалось это осуществить после того, как она направила несколько послушниц в Академию Художеств на учебу. Заведовала впоследствии мастерской монахиня Алипия, обладательница как живописного таланта, так и чистого голоса. В 1913 году она вместе с сестрами удостоилась быть принятой самим Императором. Цесаревич Алексий получил от них в дар Великокняжеский Стяг.

С монастырем тесно связаны жизнь и благочестивые дела святых Иоанна Кронштадского и Серафима Вырицкого. Последний был уроженцем Рыбинской земли. У Иоанна Кронштадского с игуменьей Таисией сложились долгие и прочные дружеские взаимоотношения. Именно он основал в Леушино храм Иоанна Богослова в Пустыньке «Крестик». Сохранилась их переписка, которую я читал в то далекое еще советское время, когда писал очерк об Иоанне Кронштадском.

И тут надо признаться, что Василий Белов заново открыл для меня всероссийского пастыря Иоанна Кронштадского. Когда я впервые узнал о нем в студенческие питерские времена, прочитал его труды, то написал с нескрываемым восхищением о том, как он вступил в спор с великим писателем Львом Толстым о праве собственности на землю, как ему дарили пароходы и большие суммы денег, а он все раздавал бедным. После письма Белова я узнал в подробностях судьбу столь редкой и глубоко почитаемой иконы из Леушинскоой обители. Приняв в качестве дара от игумении Таисии, святой праведный Иоанн Кронштадский хранил ее в своей комнате в Кронштадте. Затем из его рук она перешла на хранение будущему последнему духовнику Свято-Троицкой Александро-Невской лавры иеросхимонаху Серафиму Вырицкому. Именно с ним Иоанн Кронштадский поделился своими предсказаниями, что на Россию грядут бедствия, ею завладеют иноплеменные властители, разорят церкви и монастыри, появится много святых исповедников и мучеников. Но всероссийский пастырь верил, что православие вернется в Россию, потому сказал Серафиму Вырицкому: «Молись о спасении России пред этой иконой».

На том история с движением иконы по стране, захваченной атеистами-большевиками, не закончилась. Преподобный Серафим Вырицкий молился перед ней в годы Отечественной войны о спасении блокадного города на Неве. А перед смертью, чтобы икона не попала к коммунистам-богоборцам, он передал ее своей верной духовной дочери – монахине Варсонофии. Та спросила, а кому ей потом отдать святыню. Старец ответил таинственно: «Херувиму». Долго монахиня была в недоумении, как ей может явиться ангел и взять икону, пока пророчество не сбылось… В нужное время, а точнее в 1960-е годы, к ней в коммунальную квартиру в Ленинграде заглянул молодой монах из Киева. На его просьбу отдать икону она откликнулась положительно, но попросила при открытии монастырей отдать ее туда. Так знаменитая святыня оказалась в Киеве на хранении у схиархимандрита Херувима. В 1997 году образ был передан в Козелецкий Свято-Георгиевский монастырь.

Благодаря Белову, мне открылась удивительная история иконы Божией Матери из Леушинской обители. Вокруг нее соединились имена трех величайших молитвенников России: Игумении Таисии, святого Иоанна Кронштадского и преподобного Серафима Вырицкого. А дальше я узнал о том, что у нас в поселке Брейтово поставлена часовня во имя Леушинской иконы Божией Матери, что каждый год 6 июля на берегу Рыбинского водохранилища, где покоится знаменитая обитель, у селения Мякса, происходят Леушинские стояния. Когда первые богомольцы открывали эту традицию, то во время молитвы из воды всплыло мореное дерево из знатных Леушинских лесов, затопленных в 1940-е годы. Из этого кряжа, лежащего шестьдесят лет на дне рукотворного моря, и сделан был памятный Леушинский крест.

Меня, как и Белова, поразило и невероятное предсказание игуменьи Таисии. Оно зафиксировано в ее «Записках», которые опубликованы, и известна дата того Божьего откровения о грядущем затоплении Леушинского монастыря, с которым поделилась игуменья, – 1881-й год! Этому видению невозможно не верить. Игуменья Таисия оказалась во власти цветущего поля, шла по нему, а рожь была высокой и густой… И вдруг после ржаного поля игуменья увидела «огромное пространство воды, которому и конца не видно; но я почему-то знала, что это вода наливная, а не самобытная, что тут – луг, сенокос». Конечно, в первую очередь потрясает пророческая фраза о том, что огромное море было «наливное, а не самобытное».