Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

«Облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла; а ноги их — ноги прямые, и ступни ног их — как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь. И руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их; и лица у них и крылья у них — у всех четырех; крылья их соприкасались одно к другому; во время шествия своего они не оборачивались, а шли каждое по направлению лица своего. Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех. […] И смотрел я на животных, и вот, на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их. […] Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались. А ободья их — высоки и страшны были они; ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз» (Иез. 1:5-18).

110. Рисунок на рационале. Бамберг (Германия), ок. 1415 г.Bamberg. Diözesanmuseum. № 2728/3-34

Чаще всего средневековые мастера стремились изобразить семь рогов и семь глаз апокалиптического Агнца максимально «реалистично», помещая их на морду и голову животного, как если бы Агнец был редкой мутацией реального барашка. Однако на литургическом облачении (рационале) епископа Бамбергского мы видим другое, гораздо более «фантастическое», решение — глаза появляются на конце рогов, а еще один глаз (всевидящее око Божье?) — между рогов по центру. Вокруг головы зверя написано о том, что именно он откроет Книгу с семью печатями, а ниже — внутри рамки, символизирующей саму книгу, — идет Христово обетование, обращенное к праведникам: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное»

(Мф. 5:3).

«И подняли Херувимы крылья свои, и поднялись в глазах моих от земли; когда они уходили, то и колеса подле них; и стали у входа в восточные врата Дома Господня, и слава Бога Израилева вверху над ними. Это были те же животные, которых видел я в подножии Бога Израилева при реке Ховаре. И я узнал, что это Херувимы»

(Иез. 10: 19–20).

В христианской ангелологии тетраморфы считались не самостоятельным классом небесных существ, а разновидностью херувимов (их, вслед за текстом Иезекииля, было принято изображать с четырьмя крыльями либо, вслед за Откровением Иоанна Богослова, где они тоже упоминаются, — шестикрылыми). Псевдо-Дионисий Ареопагит (V–VI вв.) утверждал, что херувимы воплощают Божию премудрость, и в своей влиятельной классификации девяти ангельских чинов помещал их на второе место. Ближе них к Господу лишь огненные серафимы, которые олицетворяют пламя божественной любви.

Поскольку «портрет» тетраморфов, нарисованный в видении Иезекииля, был чрезвычайно запутан и с трудом поддавался визуализации, христианские мастера на протяжении веков изображали их множеством разных способов. Базовая задача состояла в том, чтобы как-то соединить четыре лица, принадлежавшие к разным видам живых существ, и четыре крыла в одном теле.