С чернобровыми красавицами на Рамире так ни с кем и не получилось замутить, хоть они и улыбались ему, Лидеру Республики, из всех окон — это был год, когда вообще не было времени даже поспать. Вспомнилась вдруг лейтенантка, милая узкоглазая, веселая из пресс-службы северо-карфянских войск, не вспомнить уже, как ее зовут. Тот ночной пруд и шашлыки после штурма Дерских скал. Ведь вот оно могло быть настоящее счастье… Где она теперь? Сгинула небось вместе со всей северо-карфянской армией под ядерным ударом Орды.
Смотрел, как Акула сидит напротив, уложив мясистый подбородок на кулачки, уперев локти в стол. Наверное после разгрома на Рамире, когда он понял, что все можно потерять, он стал так ценить сытое тепло и уют дома, согласился на то, чтоб рядом была некрасивая женщина, чтобы грела и готовила, чтоб не бросила, чтоб смотрела вот так в рот и во всем слушалась. Видимо, тогда он понял, что ему нужна жена и именно в том смысле, в каком это слово придумали в патриархальной древности мужицкие философы и святые отцы. И каждая перестрелка, каждая мимо пролетевшая пуля укрепляла в нем уверенность, что так правильно и надо гнать от себя идиотские мысли о стервах-красавицах, а надо чтоб кто-то ждал дома с блинами и медом.
Отвлек Одноглазый в скайпе — старик морщил лоб и тер кулаком по столу:
— Тебе надо меньше бычить с медведями, не рычи на них, надо как-то мириться.
— А как же фермы на Бараньей речке?
— Уступи.
— Пацаны не поймут!
— Я пойму. Нам с медведями еще может быть в одном окопе стоять.
Легко сказать, думал, закрыв скайп Гром, эти мохнорылые бородачи ничего кроме артиллерии не понимают, с ними только силой и можно. «Баранья речка моя, я ее своей бригадой брал, Одноглазый тут не указ. Хотят — пусть возьмут, я им выдам кровавый подарок». Акула, вот была с ним согласна, что нехрен уступать мудакам.
Вызвал Кабана — здорового и энергичного колобка с большим щекастым лицом и крепкими торчащими ушами — усадил напротив себя за стол, кивнув на блины:
— Готовь 20 парней со своего спецназа по злее, но смышленых. Будем брать объект на Флорине, на 5-й Z Аполлона. Отправка несколькими группами. Часть с оружием и спецтехникой арендованным бортом сядет на ничейной территории Семистепья. Часть коммерческими бортами через космодромы Пилинии. Будут нужны легенды и паспорта, пилинские и рустамские. По два комплекта каждому, на туда и обратно. Из железа надо пистолет-пулеметы, один граник, снайперки, гранаты, пулеметы. Сбор всех групп в Семистепье, километрах в трехстах на северо-восток от Тепломорска. Найми там вертушку без палева, — Гром смотрел, как счастливый Кабан жует блин и ковыряет ложечкой мед, — охрана там не сильная, но райончик, сам понимаешь, так себе. Уйти будет сложней, чем взять. Так что по лучше подготовь отход, чтоб без следов, с обманками. Объект принадлежит генералу Уоллосу, он плохой противник, лучше чтоб он про нас не вчухал.
Кабан пошел готовить зондер-команду. Акула взялась мыть посуду. Гром лег спать.
Решил высаживаться с группой в Семистепье, Кабан шел с теми, что садились в Пилинии. Прямой перелет до Аполлона занял бы две недели, но сделали зигзаг до Альфы Сфинкса, чтоб лететь к 5-й уже с рустамскими паспортами и на машине, взятой в аренду у местной шеринг-конторы. В салоне сверхмалого тридцатиметрового «бычка» группа из двадцати человек теснилась лежа вповалку на полу, подпихнув свои мешки вместо подушек. В хвосте салона выстроили пирамиду из ящиков с оружием, патронами и взрывчаткой.
Лежа вместе со всеми, закинув ногу на ногу, сбросив сапоги и носки, шевеля пальцами, глядя в серый потолок, Гром опять видел тот дым, который накрывал его тогда, 10 лет назад на Рамире после укола обезболивателя.
— Где я? Кто вы? — спросил он у носатых, когда пришел в себя в постели в каком-то, походу, рамирском деревенском доме.
— Мы тигры с Серых Камней, с Приморья Беты Близнецов. Охраняли твоих партнеров-спонсоров. На тебя заказ пришел. Одноглазый, Предводитель волков из Грозного Леса, сказал тебя привезти ему живым.
— Я вроде не соглашался.
— А ты погиб, по крайней мере погиб бы, если б не мы. Так что твое мнение не в счет. И ты, кстати, погиб для всех. Мы твои кровавые шмотки там оставили. Уоллос нашел, очень радовался. Нет больше Тора. И Республики твоей больше нет.
— Что с остальными?
— Пока ты готовился сражение давать, тебе миротворцы в штаб дрон с бомбой загнали. Всех порвало на мясо. Тебе свезло, ты вовремя поссать вышел. Правда обожгло, порезало кафелем и бачком поломало ребра. Но будешь жить. Фельдшер местный обещал. А Одноглазый тебя долатает, будешь как новенький.
— Я обязан сдохнуть, я клялся умереть за Республику.
— Хочешь, считай себя спасенным, а хочешь — плененным, но в Грозный Лес ты попадешь живым. Мы тебе сглупить не дадим.