— Просто свет, — сказал Томаш, чтобы услышать собственный голос. — Сейчас тебе кто-нибудь фонариком посветит, и ты спасён.
Он рассмеялся — ему показалось, что это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал, — но смех быстро сорвался на хрип.
— Так, спокойнее…
Он покрутил головой, но шея тут же заныла. Со всех сторон в глаза вливалась тягучей волной темнота. Томаш включил один из двигателей и попытался развернуться. Движок сбоил, судорожно выдыхая газ, и работал, судя по всему, из последних сил. Томаш подумал, что если двигатели заглохнут, то он — труп. Это совсем его не испугало. Мыслил он спокойно и чётко, как будто надышался вместе с Джамилем газом для абордажной команды. Какие у него варианты? Либо свет, либо темнота. Если он не найдёт тот самый отражённый свет, о котором говорила Фён, то лучше уж сразу опустить забрало, чем подыхать в течение долгих часов в удушающей темноте.
Что-то сверкнуло — стремительно, как падающая звезда, очертившая тонкую дугу где-то на границе зрения.
Томаш отрубил движок и замер, задержав дыхание — даже неловкий вздох мог прогнать народившийся свет. По забралу шлема прокатился яркий блик — на мгновение Томаш решил, что снова завёлся непокорный компьютер, и сейчас швырнёт ему в лицо ворох электронных угроз, — но спустя мгновение в глаза ударила темнота, лишённая даже искорки света.
Темнота была живой.
Томаш, скорее, чувствовал, чем видел это. Словно его выбросило не в открытый космос, а в вирт — прямиком из разорванного шлюза. Звёзды, погибший «Припадок», весь остальной свет ещё не успели прогрузиться из-за нерасторопного виртпроцессора, но почувствовать их можно уже сейчас, как проходящие сквозь пальцы разряды электричества.
Томаш зажмурился на секунду, а когда открыл глаза, то оцепенел от удивления. Картинка, как в сбоящем вирте, начала проявляться.
Грузовоз воплощался прямо перед ним — на расстоянии вытянутой руки. По крайней мере, так ему казалось. С изъеденного глубокими трещинами фюзеляжа спадала чёрная тень.
Томаш включил передатчик.
— Он уже здесь!
— Томаш! — закричала Лада. — Ты где?
— Я здесь, я рядом. Это неважно. Он уже здесь, вы меня слышите? Он уже здесь!
— Да кто здесь?
Яркий свет плясал на забрале шлема. Томаш рассмеялся. Он плыл в электронном космосе вирта, где всё вокруг существует для него одного и подчиняется его мыслям. Он потянулся к выходящему из тьмы кораблю, попытался схватить его рукой.
— Он так близко! — прошептал Томаш.
— Кто близко? Ты что, бредишь?
Над головой Томаша яростно сверкнула выведенная на обшивке корабля бакарийская вязь — название или, быть может, предупреждение странникам. Надпись была похожа на плотный комок переплетённых жил и светилась изнутри тягучим потусторонним светом.
— «Ивердан»! — вспомнил Томаш название корабля.
— Что? — затрещал передатчик. — Что ещё за «ивердан»?
— Грузовоз, — сказал Томаш. — Он уже здесь. Выходите.
— Ты бредишь? Наши сенсоры…
— К чёрту сенсоры! Я его вижу! Собственными глазами. Вылезайте из корабля!
В лицо Томашу оскалился оборванный стыковочный рукав, который вспарывал до невозможности густую темноту.
— Иду к стыковочному шлюзу! — крикнул он.
В ответ раздалось едкое шипение.
Томаш включил движки, и его швырнуло прочь от корабля. На мгновение он потерял грузовоз из виду, окунувшись с головой в слепую темноту. Грудь от страха сковало холодом. Томаш развернулся, и красный отблеск от названия корабля вновь коснулся его глаз через покрывшееся испариной забрало.
Томаш сбавил мощность двигателей и стал аккуратно подниматься к светящемуся стыковочному шлюзу, сминая под собой непокорную темноту. На фюзеляже загорелись прожектора и принялись жадно ощупывать клокочущий вокруг сумрак. Один луч попал в Томаша и мгновенно его ослепил — всё вокруг выгорело, превратилось в полотно непроницаемой белизны. Томаш заморгал — зрение не спешило возвращаться. Передатчик изрыгнул надсадный треск.
— Херзац его! И правда! Мы уж решили, ты совсем…
— Идём к шлюзу! — Это был голос Лады. — Они нас видят!
— Я уже совсем рядом, — сказал Томаш.
Двигатель за спиной трясся и хрипел, работая на последнем издыхании, но Томаш уверенно летел к оборванному стыковочному рукаву, протягивая к нему закованную в металл ладонь. Лучи от прожекторов больше не метались в темноте, а осторожно подсвечивали ему путь. Томаш плавно скользил в потоке света. Он переборщил со скоростью, и когда острый гребень стыковочного рукава стремительно понёсся ему навстречу, испуганно дёрнулся, врубил один из движков на полную и пролетел мимо шлюза, сиганув во тьму.
— Спокойнее, спокойнее, — прошептал Томаш.
— Что случилось? — тут же отозвался интерком.
— Всё в порядке, подхожу к шлюзу.
Томаш развернулся и сбросил скорость. Теперь он летел в плотном кольце темноты, которое становилось у́же с каждой секундой. Прожекторные лучи погасли или светили в другую сторону. Кривая пасть стыковочного рукава приближалась так медленно, что Томаш засомневался, движется ли он вообще.
— Джамиль, херзац матерах! — взорвался интерком. — Тебя же несёт!
— Сейчас, сейчас, я просто…
— Что за елдыш ты творишь?