Страхи царя Соломона

- Угу. Он на нее положил всю жизнь. Нельзя ли его пригласить к тебе в лавку и устроить, знаешь, такую встречу по этому случаю, как делается, когда писатель знаменитый?

Алина посмотрела на меня с таким выражением… не то весело, не то ласково… поди разбери, когда у нее и так в глазах всегда улыбка.

- Ты хочешь ему помочь?

- Что в этом смешного?

- Я думала, ты решил больше не заниматься другими.

- Ну вот как раз напоследок.

- Чтобы подвести черту?

- Вот-вот. А то у меня неприятный осадок от этой его мансарды и своекарманной книжки. Родных у него никого нет, одни социальные работники, и он похож на Вольтера. Я как-то видел Вольтера - по телевизору показывали, так вот он на него похож. Вольтер - это же имя, а?

Алина закурила и все разглядывала меня.

- Не пойму, Жанно, то ли ты нарочно, с горя, паясничаешь, то ли таким уродился, что называется, комик милостью божьей… Я задумался.

- Может, и так. А может, заразился от царя Соломона. Или это у меня от киномании. Больше всего на свете люблю, когда кругом потемки, а ты себе смеешься, глядишь - и уже легче. Но, - я взял ее за руку, - это не мешает мне все чувствовать.

Она вдруг как будто чего-то испугалась. Даже вздрогнула.

- Что с тобой?

- Какой-то ветер. Повеяло как из могилы - холодом и прахом.

И тут я ее удивил. Уж так удивил! Я хорошо запомнил бессмертные стихи, кото рые месье Соломон читал мне примерно в таком же контексте, и, услышав про ветер, продекламировал:

Поднялся ветер!.. Жизнь зовет упорно! Уже листает книгу вихрь задорный!

Алина застыла, не донеся чашку кофе до рта и уставившись на меня. А я продолжал на едином дыхании:

Не презирай любовь! Живи, лови мгновенья, И розы бытия спеши срывать весной.

- Твою мать! - выпалила она, и я страшно обрадовался, что в кои-то веки это сказал не я.

Я поднял палец и назидательно произнес:

- Ага!

- Где это ты набрался?

- У царя Соломона. Он иногда, от нечего делать, занимается моим образованием. На всякий случай. Говорят, есть такая школа клоунов, только я не знаю где. Может, везде. Лучше кривляться, чем кусаться. Я ему однажды сказал, что я самоучка, он сначала засмеялся, а потом смиренно заметил: все мы, все мы, в сущности, самоучки. Так самоучками и помрем, все, дорогой мой Жанно, все, хоть трижды дипломированные и приобщенные. Знаешь, Алина, "приобщенные" - это такое забавное словечко. А противоположное -"разобщенный". Я смотрел в словаре. Тот старый господин с мансарды, автор труда всей жизни, о котором я тебе говорил, некий Жофруа де Сент-Ардалузье, - вот он совсем разобщенный, живет один, у него артрит и сердце, жизнь перед ним в долгу как в шелку, а ждать компенсации неоткуда, разве что от социального обеспечения. Так что он действительно совсем разобщен. "Приобщить" значит "присоединить, причастить, сделать участником", а "разобщить":- "лишить связи, разъединить, прекратить общение". Выходит, мадемуазель Кора живет разобщенно, а месье Соломон завел телефонную службу, чтобы иметь возможность приобщиться, и даже читает брачные объявления: "обаятельная парикмахерша, 23 года". Никогда не видел, чтобы старый болван вроде него так хорохорился и так упорно желал "оставаться участником". Он, видите ли, шьет себе роскошный костюм из добротной ткани, которой сносу не будет, и нагло ходит к гадалке, чтоб она ему предсказывала будущее, как будто оно у него есть! Одно слово - воитель! Только обычные воители ведут наступление, а этот воюет отступая. Уверен, если бы ему дали сорок лет, он бы их взял. Всем бы не вредно овладеть военным искусством, как он, чтобы уметь держать оборону. Так-то, Алина!

- Так-то, - отозвалась Алина. Она натягивала колготки.

- Раньше такие вещи назывались "укрепляющими средствами", - заметил я.

- Их прописывали для поднятия духа. У меня он тоже здорово поднимается, когда я вижу, как ты надеваешь чулки.

Я поцеловал ее в ляжку. I

- Толстой ушел из дома чуть ли не в девяносто лет, - сказала она, -но дойти никуда не успел - умер по дороге на полустанке…

- Астапово, - подсказал я.

Зря я это сделал. Сразил Алину наповал. А зря.

- Где это ты, сукин сын, нахватался? - еле выговорила она.

- Не только же в школе учатся. Есть еще обязательная программа общего кругозора. Так сказать, дело жизни самоучек.

Алина надела туфли и встала, ни разу на меня не взглянув. Чтобы сменить тему, я спросил:

- Так как насчет месье Жофруа де Сент-Ардалузье?

- Можно устроить ему встречу с читателями и раздачу автографов.

- Только поскорее - ему недолго осталось.

Алина взяла сумку и ключ, чуть поколебалась - из соображений женской независимости - и сказала:

- Я оставлю тебе ключ под половиком.

- Спокойное местечко на Антилах - если кто знает места. Алина обернулась и посмотрела на меня. Без всякого выражения. Просто хорошенькое личико. Или красивое - в зависимости от настроения смотрящего.

- Послушай, Жанно, сколько можно морочить голову. Всему есть предел.

- Не стоит снова обсуждать все сначала. Мы же не на торгах. Да и поздно уже. Двадцать минут десятого. Спорить лучше всего на рассвете. Потом начинается рабочий день.

- Жанно, - повторила она.