Страна мыслителей

Успокоившись, Иван Моисеевич хмуро взглянул по

сторонам. Осмотревшись и, по-видимому, о чем -то заодно и

поразмыслив, Иван Моисеевич как-то поежился . Да,

натворил он дел. Хорошо еще; что теперь не те времена, а то

быть бы ему уже завтра в какой-нибудь кутузке или того

хуже. Надо бы покурить, решил он, а заодно во время

перекура все и обдумать.. Как говорится, чем черт не шутит. Курил Иван Моисеевич в этот раз на редкость долго, сильно

старался. Не хотелось ему, персональному пенсионеру,

ударить в грязь лицом. Но как ни старался Иван Моисеевич,

- 357 -

а придумать что-то дельное так и не сумел. Расстроился

Иван Моисеевич; да делать нечего. Без совета пожалуй ему

не справиться. Но к кому обратиться за ним . К теще? Нет, та не поможет. Теща, на то и теща, чтобы только вред

наносить. К жене? Тоже нельзя. Жена, хоть и жена, но ведь

она тещина дочь. Так что, одним словом,

положение безвыходное, хоть волком вой. И тут

Ивана Моисеевича словно осенило, а если зайти к

соседу? Тот хотя и гад, но человек не глупый, да

и хитрый, пожалуй. Такой может и посоветует что.

Только как к нему подступиться? Не скажешь же

ему, выручай, мол. Не поможет, и ведь из гадости

своей, чего доброго, еще и навредит. А подступиться надо, не пропадать же ему, Ивану Моисеевичу, пенсионеру

всесоюзного значения. И Иван Моисеевич открывает бар, со

вздохом берет бутылку армянского коньяка и, надев шляпу,

выходит на лестницу, и звонит в дверь квартиры напротив.

На звонок открыаает усатый парень, лет тридцати.

- О, кого я вижу, Иван Моисеевич, - весело басит парень, - заходи, гостем будешь.

- Привет, сосед, - говорит Иван Моисеевич и, передавая

бутылку парню, проходит в квартиру.

- Ух ты, армянский, - еще гуще басит сосед, теперь в его

голосе к веселым прибавляются и теплые нотки. - Ну, ты

человек, Иван Моисеевич! - Парень восторженно

похлопывает Ивана Моисеевича по плечу.

- Скажешь тоже, - отшучивается Иван Моисеевич, проходя

уже в комнату. Поначалу пили молча. Иван Моисеевич

обдумывал как бы ему начать, а сосед просто не хотел

начинать первым. Наконец, Иван Моисеевич решился.

Время поджимало, да и бутылка пустела что-то

подозрительно быстро, а ведь пришел он сюда отнюдь не

пить.

- 3наешь, - начал Иван Моисеевич, - я вчера разговаривал с

одним армянином, похоже из бывших боевиков. Так вот, он

- 357 -

сказал, что все беды в нынешней перестройке происходят

только по вине евреев. - При последнем слове Иван

Моисеевич поднял глаза и проницательно взглянул на

соседа. Тот в это время опрокидывал очередную стопку. Но

сосед и ухом не повел. - А ты как думаешь? - несколько

задетый равнодушием соседа продолжил Иван Моисеевич.

- А мне-то что, - сосед, казалось, был не расположен

беседовать.

«Вот сука, - пронеслось в голове Ивана Моисеевича, -

разговаривать не хочет, а пить зa мой счет не отказывается. Хоть бы поперхнулся что ли.» Но вслух, однако, сказал

миролюбиво, хотя и настойчиво: «Нет, ты все же ответь, кто

по-твоему виноват: евреи или все-таки правительство?»

- Кто-кто, заладил одно, словно попугай, рявкнул сосед, - а

ежели никто не виноват.

-Нет, так не бывает, - не унимался Иван Моисеевич.

- Ну, ладно, черт с тобой, - сдался сосед, - я думаю, что во

всем виноваты евреи.

- А правительство? - поспешил вставить неугомонный Иван

Моисеевич, и при этих словах глаза его подозрительно

забегали.

- А правительство само собой, ведь в нем сплошь и рядом

одни евреи. Говорят, что и сам тоже их человек.

- Ну, это, брат, ты загнул. Евреи, они, конечно, молодцы, но

что бы заправлять всем, нет, это уж слишком!

- Слишком, слишком, - разозлился сосед, - много ты в этом

понимаешь. Я тебе откровенно скажу, хоть ты и пенсионер

всесоюзного значения, короче говоря, уважаемый человек,

но в политике ты ни хрена не смыслишь, уж поверь мне. Да

и вообще, что ты так за евреев заступаешься? Ты то сам,

кажись, русский. Что тебе евреи? Пекся бы лучше о своих,

ведь хуже русских никто не живет.

- Э, - Иван Моисеевич аж заерзал на стуле, - русский-то я, русский, но и евреи тоже люди. А Господь что говорил?

- 357 -

Господь говорил, что человек человеку товарищ и брат. Вот

так-то парень.

- Говоришь, товарищ и брат, что-то ты темнишь Иван

Моисеевич. Признавайся лучше, на Израиль работаешь или

на кого-то еще?

- Ну, ты и шутник, давай-ка лучше выпьем еще по одной.

Кажись, в бутылке ровно на заход осталось.

- Ты мне зубы не заговаривай, не на того напал. Я хоть и

выпил, но, не в пример тебе, покамест, все соображаю. Да и

дело свое я туго знаю. Вот доложу куда следует, будешь

знать. Думает, если он уважаемый - человек, то ему все

дозволено. Нет, шалишь, никому не позволим, никому. - На

последнем слоге сосед одобрительно икнул и уставился на

Ивана Моисеевича налитыми кровью глазами.

Видя такую картину и поняв, что дело может принять

совершенно неожиданный оборот, Иван Моисеевич не на

шутку разволновался, а может даже малость и испугался. И

все же не привык он отступать перед трудностями, и

поэтому, яростно перекрестившись в глубине души, как

водится, на счастье, Иван Моисеевич сам смело бросился в

атаку.

- Доложишь, говоришь, изверг. Врешь, не доложишь, кишка