Страна падонкаф

Витас уже сто раз его видел. Австралийский фильм — библия скинов всего мира. Хэндо, Дэйви, Габриэль. Любовный бритоголовый треугольник.

— У меня еще пузырь масогона остался. Почти полный. Батя из деревни привез. Возьмем курицу-гриль.

Это был решающий аргумент. Леха и Димас стали подниматься.

— Артем, ты с нами?

Не вопрос. Мостипан уже два месяца жил с подругой и поэтому домой ему не хотелось. Сабина все время ставит из себя, а сама вобла.

Только Витас отрицательно помотал головой. Неохота.

Леха подхватил под руки приятелей и повел их к остановке. Димас попытался было развернуться, сказать что-то еще остроумное, но Леха держал крепко, не дал.

— Все-все, улыбаемся и машем, улыбаемся и машем…

После ухода парней Витас подвинулся к Валерику. Послушать. Музыкант, не обращая ни на что внимания, перебирал струны. Витал. Он всегда такой. Пьесы для шестиструнной гитары: Майкапар, Сеговия. Типа того.

К Мандинго подошла девушка. Глаза голубые-голубые. Зовет домой. Витас прислушался к скамейке тинэйджеров. Катя. Сестра Мандинго, хотя и белая.

— А сестренка-то ничего!

Это Калимуллин Сбродову. Витас про себя согласился. Симпатная чалка. Высокая, стройная. Русоволосая. В маму-белоруску.

Убийце нравилась Катя. Спокойная, серьезная. Ее редко можно увидеть на улице одну. Постоянно тусуется с черномазыми сестрами. Вообще, странная семья. Белые, черные… «Все смешалось в доме Никитиных!» Он давно хотел ее убить, но все как-то руки не доходили. Может, теперь дойдут?

До Катиной смерти осталось девяносто пять часов.

Четверг, двадцать четвертое августа

Звонко мухачинское утро! Хлопают двери, дребезжат стекла. Резко звучат хриплые спросонья голоса. От остановок с ревом рвут желтые маршрутки, переполненные офисным планктоном. Раздраженно звеня, их безуспешно пытаются догнать пузатые, похожие на дирижабли трамваи с рабочим классом. Вперед, на производство! Навстречу дню! Птички и другие божьи твари безуспешно пытаются перешуметь звучные доказательства жизнедеятельности мухачинских обывателей.

Вау! Городской воздух переливается гламурным разноцветьем — весь спектр от розового до оранжевого. Следы ночного выброса. Мухачинский металлургический завод кое-как пережил «лихие» годы и теперь работает на полную мощность. Забугорные буржуины требуют все больше стали и проката. Мухачинцы покорно откликаются. Впрочем, их желания никто не спрашивает. «Бери больше, кидай дальше! Отдыхай, пока летит». Это называется «экономический рост».

Не поместившиеся в экономический рост человеки вылезают из своих домов позднее. Спешить им некуда. Только дойти до магазина — взять бутылочку. И расслабиться. Энергосбережение.

Школьникам и учащимся тоже пока торопиться не нужно. Занятия еще не начались. Однако Катя уже с утра сидит у подъезда на скамейке и ничего не делает. Ждет сестер. Двойняшки готовятся на выход. Это требует времени. Мама дала бабулей — дочерям сходить в салон красоты. Как сказал Серж, «поправить хаер». Марисабель хочет себе африканские косички. Раз Марисабель, то и Латойя, конечно. Латойя — альтер эго Марисабель. А себе Катя — каре. Модно и практично.

Катя отважно подставляет утреннему солнцу лицо с редкими крупными веснущками на щеках. Фиг с ним, с солнцем! Она не комплексует по поводу веснушек. Это ее шарм. Ее изюминка. И мальчикам нравится. Особенно одному. Самому талантливому человеку на земле. Катя счастливо улыбается.

Пока улыбалась на солнце, проворонила Лябина. Глядь, а дурачок уже сидит на другом конце скамейки. Появился. Внезапно вырос, как бамбуковый стебель на бахче. Пришлось улыбнуться и ему. На всякий случай.

Казалось, убогий был настроен поговорить. Оказалось — не казалось.

— Вот смотрю я на тебя, смотрю. Девка ты красивая, — невнятно начал он своим малоупотребительным голосом.

— И что? — насторожилась Катя.

Лябин по-дурацки осклабился.

— Мамка вчера сказала, что я уже большой. Пора жениться.

— Ну так женись, — посоветовала Катя. Зачем-то прибавила: — Парень ты видный. С пистолетом.

Зря сказала. Тому только это и надо было. Лябин замахал игрушечным оружием у себя перед носом. «Пострелял» куда-то вдаль. Дурень.

— А давай поженимся? — сказал он, перестав махать пистолетом.

— Так ты мне предложение делаешь? — сообразила Катя.

Дурачок застенчиво кивнул.

— Мамка старая. Скоро умрет. Кто будет мне пельмени готовить? Я пельмени люблю.

Катя натужно рассмеялась.

— Эх, вот не повезло мне. Я пельмени лепить не умею!

Соврала.

Лябин удивленно уставился на нее.

— Это плохо. Мне такую жену не надо.

— Может, другую девушку замуж возьмешь?

Дурень заинтересовался:

— Это кого?

Катя порылась в памяти. Других вариантов не находилось. Не было у нее таких врагинь. Честно призналась:

— Не знаю. Сам поищи.

Лябин равнодушно сказал, глядя куда-то.

— Сначала я хотел жениться на Марго. Давно еще. Но она умерла.

Из подъезда со смехом выбежали двойняшки. Слава богу, можно идти!