У даймё, как правило, была жена и несколько наложниц. Кроме того, обычным самураям дозволялось посещать и проституток [причем самым большим бедствием многими авторами считалось перерастание чисто физических отношений в эмоциональные, что могло привести к жизненной катастрофе для самурая. Прекрасно образованные гетеры-дзёро считались еще более опасными для воинов. –
«И верхи, и низы, если они забывают о смерти, становятся склонными к нездоровым излишествам в еде, вине и общении с женщинами, отчего преждевременно умирают от болезней печени и селезенки… Но те, у кого всегда перед глазами лик смерти, сильны и здоровы в молодости, а поскольку они берегут свое здоровье, умеренны в еде и вине и избегают женщин, будучи воздержанными и скромными во всем, болезни не иссушают их и жизнь их долга и прекрасна».
В целом, абсолютное большинство воинов признавало, что слишком частое общение с женщинами ведет к утрате доблести и духа, а потому лучше свести его к минимуму.
Но и здесь бусидо несколько парадоксально. Скорее всего, для читателя будет неожиданным, что для такого сурового воина, как Ямамото Цунэтомо, идеалом любви была, по сути, романтическая, невысказанная любовь! «Я верю, что высшая любовь – это тайная любовь. Будучи однажды облаченной в слова, любовь теряет свое достоинство. Всю жизнь тосковать по возлюбленному человеку и умереть от неразделенной любви, ни разу не произнеся его имени, – вот в чем подлинный смысл любви». Как всегда у Цунэтомо, это заявление – провокационное и максималистское, но заставляет задуматься. Как считает современный японский публицист и историк Бунсо Хасикава, «Хагакурэ» – чуть ли не единственное произведение классической японской литературы, в котором дан идеал романтической любви, очень сходный – и одновременно несходный – с западным (также нередко связывающим любовь и смерть в один нерасторжимый узел). Как тонко отметил Мисима: «Романтическая любовь черпает свою силу из смерти. Человек должен умереть за свою любовь, и поэтому смерть очищает любовь и делает ее трепетной». Такая любовь – это не совсем «эрос» и не совсем «агапэ» в западном понимании, хотя в ней есть элементы и того и другого. В ее основе – желание отдать другому всего себя, она альтруистична и мало отличается от побуждения самурая отдать все свои силы, время и саму жизнь господину. Кстати, японская культура никогда не делала особого различия между тем, кто является объектом такой любви – мужчина или женщина; самураи, имевшие молодых любовников, были не редкостью – существовала даже поговорка: «юноша без старшего любовника – как жена без мужа».
«Накадзима Сандза был слугой господина Масаиэ… Один человек, питавший к нему неразделенную любовь, как-то пропел ему народную песню: «Вечером я тосковал по «двум с половиной го» (прозвище слуги)». Причем сделал это в присутствии господина. Все, находившиеся там, восхваляли Сандза как не имеющего себе равных. Даже господин Кацусигэ пленился им» («Хагакурэ»). По-видимому, у Сандза был свой возлюбленный. Какое-то время спустя после этого случая Сандза постучал в двери к своему другу-вассалу и сказал, что только что зарубил трех человек и ему необходимо спрятаться. Вместе с другом, которого звали Дзиробэ, они бежали в горы. «Он вел Сандза за руку, а потом нес его на спине, так что к утру они были уже высоко в горах, где Сандза мог укрыться. Потом Сандза признался: «Я солгал тебе. Я сделал это для того, чтобы проверить глубину твоих чувств». После чего они принесли друг другу клятву» («Хагакурэ»).
Подобные отношения между самураями не считались чем-то из ряда вон выходящим. Они были весьма распространены, особенно между пожилыми и молодыми воинами. А в период Токугава, по мнению О. Ратти, мужской гомосексуализм вообще процветал (тема женской однополой любви в самурайские времена вообще неисследована).
Такие отношения называли