Конечно, женщина времен Камакура, Муромати, Момояма и особенно периода Токугава была очень сильно стеснена в плане личной свободы, в том числе свободы отношений. В целом добрачные связи строго карались, ибо считались нарушением чистоты (
киёси). Наказанием за подобное могли быть ссылка (для знатных особ женского пола), постриг в монахини (иногда добровольный, чтобы избежать более сурового наказания) или даже смерть, в том числе от рук отца, опекуна и т. д. Все это довольно резко контрастирует с немалой сексуальной свободой женщин (правда, лишь из достаточно узкого круга придворных дам) эпохи Хэйан, когда первая красавица столицы и великая поэтесса Оно-но Комати меняла возлюбленных из числа высокопоставленных царедворцев буквально как перчатки. Женщина более поздних эпох нечасто могла повлиять на выбор кандидатуры, предлагаемой ей в мужья (опять же, чем ниже по социальной лестнице находилась самурайская семья, тем относительно больше внимания обращалось на желания женщины). Однако не стоит считать, что женщина в браке была некой бесправной и безвольной игрушкой мужа, свекра и т. д. Хотя она и не имела права на развод, а ее жизнь в браке была сильно регламентирована, самоуправство мужа также было сильно ограничено тем же самым понятием «чести=долга» – «гири», который не позволял третировать жену как вздумается, предписывал вернуть ей свадебные дары в случае развода и т. д. Даже в случае наличия значительных, с точки зрения традиционной морали, недостатков супруги (к примеру, лени, неумения или нежелания следить за собой, отсутствии умения вести домашнее хозяйство и т. д.) все без исключения трактаты о бусидо предписывают самураю быть терпеливым и убеждать жену силой слова, быть снисходительным. Правда, реальность обычно была не столь радужна. Тем более что и Цунэтомо, и прочие авторы отнюдь не осуждают право супруга убить жену в случае тяжелейшего прегрешения в системе ценностей бусидо – супружеской измены, явно приравниваемой к измене самурая господину. Удивительно, но, похоже, особой разницы не делалось даже в случае, если эта измена носила отнюдь не добровольный со стороны супруги характер (например, изнасилование). Молчаливое предположение, что женщина просто обязана уметь не допустить подобного, имея в качестве последнего варианта самоубийство, похоже, было неким «общим местом». Важнейшим моментом в случае адюльтера была попытка скрыть сам его факт, если это было возможно (дабы не запятнать чести – своей, чести рода и т. д.), и при этом покарать виновную. Известные пример подобного рода приведены в «Хагакурэ»: в первом случае муж убивает любовника своей жены и обставляет дело так, как будто убил вора, залезшего в амбар, а через некоторое время разводится с женой под каким-то «благовидным» предлогом, во втором – убивает жену, изменившую ему со слугой, имитирует ее естественную смерть от болезни (чтобы «не позорить детей»), а пустившегося в бега слугу увольняет со службы, не делая попыток его разыскать и покарать. Судя по относительной немногочисленности примеров, подобных второму, в эпосе, прозе и драме, развод (допускавшийся лишь по инициативе мужчины и совершавшийся довольно просто – жена отсылалась к родителям, иногда принимала постриг, но были и случаи самоубийства женщин, считавших себя опозоренными таким обращением с собой и не желавших мириться со снижением социального статуса) в таких случаях все же был более распространенной практикой, хотя убийство «прелюбодейки» – несколько более соответствующим Пути воина. Главное – не допустить огласки, ибо бесчестье падало не только на саму несчастную женщину, а на всю семью, в том числе на мужа, детей, родственников.