Странник

А тропинки, знаете ли, явно были оставлены людьми. Но люди давно здесь уже не живут. Как давно? Достаточно давно. Это можно понять по тому, какие смелые стали белки. Не боятся подходить близко. А ведь когда рядом живёт всякий народ, пугливые белочки обычно бывают. Прячутся вечно. А здесь такого нет и в помине. И на ладошку сядут, и на макушку.

К чему я всё это? А к тому, что мы с моим другом Элиасом гуляли по тому самому лесу. Мы пытались найти жилища тех самых людей, что жили здесь когда-то. Ведь это странно — тропинки есть, а людей нет. Там, где есть тропинки, есть и жилища. А где эти жилища? Нет их! Хоть глаза выколи — нет тут никаких жилищ, и всё! Ни следа. Быть может, были у них переносные какие-то дома? Вряд ли. Здесь такое не принято. Дом есть дом. Он на месте стоять должен. Это вам не степи бескрайние с кочевниками. Это лес.

Однажды я спросил Элиаса:

— Какой день мы здесь уже шныряем?

— Гм, как будто сорок пятый. Или сорок шестой.

Я просто смотрел вперёд. Мы медленно шагали по тропинке. Элиас заговорил:

— Много уже дней мы здесь. Толку, стало быть, нет искать дальше. Нет домов.

— А тропинки откуда?

— А тропинки мы и сами натоптали!

На секунду мы остановились и смотрели друг на друга в изумлении. Я спросил:

— А зачем же мы тогда сорок шестой день занимаемся поисками? Ведь именно тропинки натолкнули на нас мысль, что нужно искать тех, кто их вытоптал!

— Честно сказать, не помню такого. Ты уж извини. Вроде как просто на природу выехали. Отдохнуть от всего суетного. А не дома искать какие-то.

И снова тишина. Слышно было, как кукушка свои песни поёт где-то вдалеке.

— Что это у тебя в руке? — резко спросил я. Он поднял её и раскрыл ладонь. Это были грибы.

Я тоже посмотрел на свою правую ладонь. Она тоже что-то сжимала. Я раскрыл её. Грибы.

* * *

Ушные палочки

Шёл урок для четвероклассников. Дети сидели за партами и внимательно слушали учителя.

— И вот поэтому, дорогие ученики, жизнь не имеет никакого смысла. Вы всё равно все умрёте, — сказал учитель Феликс. Форточка рядом с ним была открыта, и ветерок подул на его чёлку. Она изящно заколыхалась и упала Феликсу на лоб. Учитель выглядел крайне прекрасно. Этот факт не остался без внимания для детей, и они тихо восхищались.

— Но если жизнь не имеет смысла, то зачем нам учиться? — дерзко спросил Ваня с болотно-коричневыми волосами и грязными ушами, — ведь тогда можно просто сидеть и ничего не делать.

— Правильно, Иван. Так и нужно — ничего не делать. Но ваши родители вас заставляют, и вам приходится учиться. Хотя это совершенно никому не нужно.

— Ну хорошо, а тогда почему вы ведёте уроки? Это ведь тоже бессмысленно, — дерзко парировал Ваня, впившись глазами в учителя.

— А потому что… гм, — Феликс резко остановил свою речь и яростно посмотрел на выскочку Ваню. — Потому что, это… чёрт его побери, — капля пота резко прокатилась по виску красивого учителя, он весь дрожал. — Да идите вы все к чёрту! — вдруг крикнул он. Феликс подбежал к окну, разбил стекло ногой и выпрыгнул.

Дети быстро побежали и столпились у окна. Дело происходило на третьем этаже школы, и четвероклассники в глубоком изумлении наблюдали лежащего на земле учителя Феликса — у него был открытый перелом ноги, кое-где на его пиджаке были заметны кровавые пятна. Он был жив. Его поместили в клинику. Состояние оценивалось как стабильное. Многие ученики приходили к своему любимому учителю и приносили конфеты, журналы, книги.

И вот, пришёл к нему через неделю Ваня.

— Простите, Феликс, что всё так вышло. Я этого не хотел, — со всей грустью выдавил из себя Ванечка.

— Ничего, Ваня, ничего страшного. Ты хороший мальчик.

— Ну, если всё в порядке, тогда я, пожалуй, пойду.

— Стой, мне надо тебе кое-что сказать.

— Что вы хотите мне сказать, учитель? Я вас слушаю.

— Твои уши, Ваня. Тебе следует чаще их чистить. Они такие грязные, что жутко становится. В тот день я издалека увидел ушную серу, которая торчала у тебя из ушей, мне стало так дурно. Мне захотелось как можно быстрее выбраться из кабинета. Подальше от этой вонючей ушной серы. И я прыгнул. Прости, если что-то не так сказал.

Феликс и Иван смотрели друг другу в глаза. В их взгляде будто застряла вечность. Первым не выдержал десятилетний мальчик — он отвернулся.

Ваня зажмурился, покраснел и со всхлипами убежал прочь.

Больше мальчика по имени Иван никто никогда не видел. Полиция вела тщательные поиски, но все усилия были бесполезны. Лишь иногда дети из его класса по неведомым причинам находили у себя в рюкзаках ушные палочки.

* * *

Фу…

Дело в том, что Айжан не любила учиться. Сидеть на лекциях и слушать сухой, усыпляющий голос учителя — что может быть хуже? А! Знаю. Делать домашнее задание. Айжан ещё могла как-то мириться с тем, чтобы что-то записывать во время урока, но делать это дома — ужас! А точнее — фу! «Фу» было фирменным словом Айжан. Она произносила его каждый раз, когда она чувствовала себя некомфортно.