Странники войны

– Одного из этих троих мы ликвидировали по другому делу, еще четыре года назад. Двух других разыскиваем. Но бывший жандарм вновь подтвердил, что архивы охранки уплыли за кордон.

– «Вновь»? – вскинул брови Сталин. Однако до конца выяснять не стал. – Сколько сотрудников НКВД, кроме тебя, знает о его показаниях?

– Уже только я один.

Сталин недоверчиво покачал головой и проредил пальцами прокуренные седовато-рыжие усы.

– Слишком часто мы беседуем с тобой на странные темы, Лаврентий. То невесть откуда появилась группа предателей-диверсантов. Теперь вот всплыл бывший жандарм со своими лживыми показаниями…

– Но диверсанты – это уже не «враги народа», нахватанные по доносам, – встрепенулся Берия. – Этих прислал Скорцени. Я не стал бы даже упоминать о них, будь они сколочены в группу по доносам.

– Не знаю, – долго раскуривал трубку Коба. – Не знаю.

– В любом случае все это уже позади.

– Ты так считаешь? – Сталин по-кошачьи передернул усами и принялся утаптывать пальцами отсыревший табак. – Кстати, протоколы, которые ты составил…

– Не было никаких протоколов, Коба… К чему они? Ты же знаешь, я никогда не доверяю подобные секреты бумагам. Только так. За нами…

– Эти протоколы, – не желал выслушивать его заверения Сталин, – немедленно уничтожь. Немедленно. Это мой приказ. Услышал наконец? Приказ!

– Будет выполнено, – ничуть не смутившись, согласился Берия. – Было бы велено.

– Нет, это даже не приказ, а мой тебе совет.

– Тем более, – поднялся Берия. Но не потому, что решил, будто разговор завершен. Просто попытался спровоцировать прощание с вождем. Слишком уж опасным становилось пребывание рядом с ним. Сейчас Берия чувствовал себя так, словно хранителем всего того компромата, который пришлось выплеснуть на вождя, был не жандармский офицер, а он сам.

Однако Сталин словно бы не заметил намерений своего державного палача. Сняв телефонную трубку, вождь выжидающе посмотрел на Берию, словно напомнил: одно мое слово – и тебя нет. И в самом деле неожиданно потребовал от секретаря вызвать к нему полковника Колыванова. Разыскать и немедленно доставить в Кремль. Говоря это, он продолжал исподлобья посматривать на шефа службы безопасности. «Не думай, что это все, – слышалось в его взоре обер-энкавэдисту. – Сейчас ты заговоришь по-иному».

Вроде бы обычный «жандармский» прием, к которому он и сам не раз прибегал, пытаясь запугать или окончательно запутать арестованных. Но даже понимая это, Берия ощутил, что внутри у него все похолодело. Полковник Колыванов был из его конторы, однако Сталин непозволительно приблизил его к себе да еще и приласкал. У полковника даже появился общий секрет с вождем – что всегда крайне опасно. Лаврентий почти наяву представил себе, как, обращаясь к Колыванову, Коба, бравируя своим кавказским акцентом, говорит: «Таварыщ гэнэрал, – не забудет по такому случаю повысить в чине, – арэстуйте этаго прэдатэля и праслэдитэ, чтобы его судыли па всэй строгости савэтских законов».

Положив телефонную трубку, вождь вновь взялся за курительную, и потянулись долгие, мучительные секунды молчания.

– Что ты все стоишь, Лаврентий? – невинно поинтересовался он, вдоволь насладившись мучениями чекиста. – Иди, иди, дорогой. Больше у меня к тебе вопросов нет. Сегодня – нет.

– Я был искренен, Иосиф Виссарионович, – едва шевелил побледневшими губами самый страшный человек коммунистического рейха.

Сталин не ответил. Но, как и предчувствовал Берия, в двери остановил его.

– Так все же… почему ты до сих пор не пустил этого своего жандарма в расход, Лаврентий?

Шеф службы безопасности замер, затем, подобно заводной кукле, медленно, двигаясь всем негнущимся корпусом, повернулся к вождю.

Вначале хотел повторить ту же ложь, с которой, собственно, начал сегодня беседу с жандармским агентом Рябым, но в последнее мгновение, подстраховавшись, не решился.

– Попридержал, признаю. Иногда стоит подстраховаться. Вдруг живой понадобится.

– Кому?! – прохрипел Кровавый Коба с таким выражением на лице, словно собирался наброситься на Берию.

– Вам.

– Мнэ?

– Он будет расстрелян, товарищ Верховный Главнокомандующий. Немедленно. За нами не заржавеет.

– Пад-лэц, – презрительно швырнул ему в лицо Сталин. – Вот такой ты и есть – пад-лэц.

25

Скорцени не ошибся; все то время, пока они там, в зале пиршеств наслаждались шампанским и вежливо обменивались одной новостью мрачнее другой, фюрер посвятил пребыванию у «Копья судьбы». Войдя в небольшой, устланный удивительно толстым ворсистым ковром – чтобы не тревожить грохотом подков вечную устремленность «Копья судьбы» на астральную связь с Высшими Посвященными – Ритуальный зал, Скорцени увидел там лишь Шауба, Раттенхубера и барона фон Риттера. Они стояли с опущенными головами по обе стороны двери, ведущей во мрак хранилища святыни, словно ожидали выноса тела.