— Не бойтесь за них, — утешила женщина своих приспешников. — Худшее для них позади, а Винделиар успокоит их разум. Об этой ночи они немногое вспомнят. Они сами придумают причины своих ран и забудут, что произошло на самом деле. Готовьтесь к дороге, пока он работает. Киндрел, сходи за лошадьми. Возьми с собой Соул и Реппин. Алария, пригони сюда сани. Я устала от разговоров, а когда все закончится, мне придется еще приглядывать за Винделиаром.
Я видела, как пастух Лин и его напарник отделились от круга жмущихся друг к другу людей. Он несли еще одно тело. Их лица были беззаботны, будто они тащили мешок с зерном. Я видела, как красивый мужчина упал на колени в снег. Он расстегнул брюки и теперь раскидывал красивые красные юбки Шан, обнажая ее ноги.
Чего же она ждет? Она с силой выбросила вперед руку, метя в лицо. Но попала ему в грудь. Потом глубоко, бессловесно закричала и попыталась вывернуться, но мужчина схватил ее за ногу и дернул обратно. Он громко рассмеялся, довольный ее сопротивлением, потому что понимал, что она теряет. Она схватила одну из его болтающихся косичек и с силой дернула ее. Мужчина ударил Шан, и на мгновение она затихла, ошеломленная силой этого удара.
Шан мне не нравилась. Но она была моей. Моей, как и Рэвел, которого больше никогда не будет. Как и Фитц Виджилант. Они умерли, пытаясь помешать этим незнакомцам похитить меня, даже не подозревая об этом. И я совершенно ясно понимала, что красивый мужчина будет делать после того, как побьет и унизит Шан. Он убьет ее, а пастух Лин и его помощник бросят ее тело в горящую конюшню.
Так же, как мы с отцом сожгли тело курьера.
Я начала двигаться. Я побежала, но бежала, как маленький человечек в длинной тяжелой меховой одежде и насквозь мокрых, застывших на морозе носках. То есть, я поднялась и с трудом полезла по липкому мокрому снегу. Это было похоже на прыжки в мешке.
— Стойте! — закричала я. — Стойте!
Рев пламени, бормотание и стоны людей, бессловесный отчаянный крик Шан поглотили мои слова.
Но толстушка, она услышала меня. Она повернулась ко мне, а человек-в-тумане все еще смотрел на съежившуюся толпу и что-то делал с ними магией. Я была ближе к красавцу, чем к толстушке и ее приспешникам. Я рванулась к нему, с криками, создавшими странную гармонию с воплями Шан. Он стаскивал с нее одежду. Разорвал ее вышитую праздничную блузу, обнажая грудь перед холодным летящим снегом, и теперь одной рукой дергал и разрывал ее алые юбки. Другой рукой он отбивался от отчаянных ударов Шан и попыток расцарапать его лицо. Я двигалась не очень быстро, но со всей скорости и изо всех сил ткнулась в него сцепленными руками.
Он слегка крякнул, с рычанием повернулся и отвесил мне тяжелую оплеуху. Вряд ли он использовал всю свою силу, ведь ему приходило удерживать Шан. Да ему и не нужно было много сил. Я отлетела назад и приземлилась в глубоком сугробе. Он выбил воздух из моих легких, но даже при этом скорее унизил меня, чем причинил боль. Задыхаясь и давясь, я сжалась и покатилась по снегу, наконец-то ощутив свои руки и колени. Сделав болезненный вздох, я прокричала слова, в которых совсем не было смысла, самые страшные слова, которые только могла придумать:
— Я убью себя, если вы сделаете ей больно!
Насильник не обратил на меня никакого внимания, но я услышала возмущенные крики приспешников пухлой женщины. Она закричали что-то на незнакомом мне языке, и несколько бледнолицых внезапно бросились сквозь толпу. Трое схватили меня, подняли на ноги и начали так встревоженно стряхивать с меня снег, что я ощутила себя ковром, который шлепают выбивалкой. Я отталкивала их и тянулась к Шан. Мне было не видно, что происходит с ней, кроме какой-то драки. Я вырывалась из рук своих спасителей, крича:
— Шан! Помогайте Шан, а не мне! Шан!
Кучка дравшихся людей чуть не затоптала ее, потом они откатились в сторону. Бледные люди не слишком преуспели, даже с учетом, что их было много, а насильник — один. Я слышала удар за ударом, твердые шлепки по плоти. Кто-то закричал от боли. То и дело из кучи вываливался один из приспешников пухлой женщины, сжимая кровоточащий нос или согнувшись и схватившись за живот. Они взяли его только числом, навалившись сверху и вжав в снег.
— Он кусается! — крикнул вдруг кто-то. — Осторожно!
И это вызвало новое движение в телах, заваливших насильника.
Пока все это происходило, я тяжело двигалась вперед, падала, поднималась, и наконец прорвалась из глубокого снега на утоптанную землю. Я бросилась на колени рядом с Шан, рыдая:
— Живи! Пожалуйста, живи!
Она не ответила. Я ничего не чувствовала от нее. Но когда я прикоснулась к ее щеке, ее остекленевшие глаза моргнули. Она посмотрела на меня, не узнавая, и начала коротко, резко кричать, как курица на гнезде, завидевшая опасность.
— Шан! Не бойтесь! Вы в безопасности! Я защищу вас.