Странствия Шута

Наверное, он ожидал чего угодно, только не этого. Я оказался в пределах досягаемости его меча. Он ударил меня рукоятью, но я этого почти не почувствовал. И хотя выбить его из седла мне не удалось, его лошадь от неожиданности пошла боком, и он на миг потерял равновесие. У этого вояки были пышная борода и усы. Захватив его растительность в горсти, я соскользнул вниз, увлекая его за собой. В падении он успел крепко выругаться и несколько раз сильно ударить меня кулаком в грудь, зато выронил меч. Я извернулся в воздухе, пока мы валились в глубокий снег, надеясь упасть на противника сверху. Не вышло. Кто-то глухо вскрикнул, и я узнал голос Чейда.

– Я сейчас! – глупо вскрикнул я, словно рассчитывал, что Чейд и его противник подождут, пока я освобожусь.

Тут мой собственный враг ударил меня в челюсть. Я так и не выпустил его бороду, и теперь рванул со всей силы. Он заорал от боли – к моему глубочайшему удовлетворению. Оставив бороду в покое, я ударил его ладонями по ушам.

А потом вцепился ему в глотку. Нелегко душить бородача в одежде с высоким воротником. С трудом пробравшись сквозь волосы и одежду, я почувствовал под пальцами его шею и сдавил. Поскольку противник при этом сидел на мне и колотил меня кулаками, а кровь из рассеченной брови заливала мне глаза, вероятно, чтобы прикончить его, мне понадобилось немало времени, но это я уже плохо помню. Когда он перестал колотить меня, чтобы попытаться оторвать от себя мои руки, я впился зубами ему в кисть. Он взревел, а потом завизжал от боли и злости. Убийцы не дерутся по правилам. Для убийцы важна только победа. Выплюнув кусок пальца, я подумал, что Ночной Волк гордился бы мной. Я не ослаблял хватки и чувствовал, как плоть врага проминается под моими пальцами.

– БИ! – прохрипел я и удвоил усилия.

Когда пытаешься задушить человека, оседлавшего тебя, нельзя отвлекаться. Главное – давить и давить, перекрывая ему воздух, и тогда рано или поздно ему станет уже не до того, чтобы бить в ответ. Я удерживал противника достаточно близко, чтобы ему было негде размахнуться, но в то же время достаточно далеко, чтобы он не мог дотянуться до меня своими раскрошенными зубами. Он пытался нащупать мое горло, но я крепко прижимал подбородок к груди. Мне уже давно не приходилось драться подобным образом, но некоторые умения не забываются с годами. Его удары стали слабее. Потом он снова вцепился в мои запястья. «Не отпускай!» – велел я себе. Все, что мне осталось, – не ослаблять хватки. Когда он впервые обмяк и повалился на меня, я знал, что он притворяется. Он изображал смерть недолго и вскоре снова ухватил меня за руки. Жалкая попытка. Когда тело обмякло во второй раз, я понял, что он действительно потерял сознание. Я надавил еще. И когда враг точно был мертв, спихнул с себя его тело.

Я откатился в сторону. Ребра ныли, челюсть, принявшая град ударов, горела огнем. Я кое-как поднялся на колени, вытер лицо рукавом, чтобы кровь не мешала смотреть, и огляделся в поисках Чейда. Лошади разбежались. Капитан корчился на боку и слабым голосом звал на помощь. Четверо стражников лежали на земле – трое мертвых, один умирающий. Чейд оставался на ногах. Плащ его с одной стороны пропитался кровью, она капала на снег. Несгибаемый старый бастард боролся с лейтенантом, обхватив его шею сзади в замок. Тот напрасно пытался разжать захват старика. Я достал нож, чтобы прикончить лейтенанта.

– Нет! – прохрипел Чейд. – Он мой!

В кои-то веки старый наставник повел себя словно мой волк. Я почтительно отступил на два шага, безжалостно прикончил умирающего стражника и подошел к капитану.

Ему оставалось недолго, и он знал это. Я не стал его трогать, просто опустился рядом на колени и наклонился, чтобы заглянуть ему в лицо. Он едва мог сосредоточить на мне взгляд.

Облизнув губы, он выдавил:

– Не предатель… Я – нет. И остальные мои парни тоже.

Я думал, это будут последние его слова.

– Я передам лорду Чейду, – заверил я.

– Проклятый сукин сын… – прохрипел он. Злость поддерживала в нем жизнь. – Бросьте их тела… под виселицей. Говноед Крафти… сбил их с пути. Мои парни. Мои.

– Остальных не станут наказывать, – сказал я, но понимал, что лгу.

Репутация Баламутов, и без того небезупречная, теперь безнадежно испорчена. Никто не захочет присоединиться к их отряду, другие стражники станут брезговать садиться с ними за стол. Но что еще я мог сказать ему? Услышав это, капитан закрыл глаза и испустил дух.