Я пошел обратно к Чейду. Он стоял на коленях рядом с поверженным Крафти. Тот был еще жив, только лишился чувств от нехватки воздуха. Чейд перевернул его на живот, задрал штанины и подрезал большие сухожилия под коленями. Потом связал ему руки за спиной куском бечевки, который будто по волшебству извлек из рукава. Покончив с этим, он перевернул Крафти обратно на спину. С подрезанными сухожилиями лейтенант не смог бы встать, убежать или нанести удар. Чейд был бледен и тяжело дышал, когда сел на пятки и немного расслабился. Я не стал говорить ему, чтобы он прикончил Крафти или расспросил о том, почему тот напал на нас. У убийц свои правила чести. На кону стояла жизнь Би и Шун. И если это нападение как-то связано с их похищением, мы заставим его рассказать все без всякой жалости.
Крафти хрипло, прерывисто дышал. Веки его затрепетали, потом поднялись. Он громко вскрикнул, увидев над собой меня и Чейда с окровавленным ножом. Чейд не стал ждать, пока он заговорит. Приставив острие ножа к горлу Крафти, он резко спросил:
– Кто заплатил тебе? Сколько? Что ты должен был сделать?
Крафти ответил не сразу. Я посмотрел на стоячий камень. Моя чалая ждала в отдалении, пристально глядя на меня. Другие лошади жались к ней – они были напуганы и растеряны, и ее присутствие их успокаивало. Должно быть, Чейд пустил в ход нож, потому что Крафти громко вскрикнул. Я приглушил свой Дар, чтобы не чувствовать его.
Крафти, судя по звукам, попытался сопротивляться, потом заорал:
– Что вы сделали с моими ногами, ублюдки?
Чейд спросил снова:
– Кто заплатил тебе? Сколько? Что ты должен был сделать?
– Я не знаю его имени! Он не сказал! – Он задыхался от боли. – Что вы сделали с моими ногами?
Крафти хотел сесть, но Чейд грубо толкнул его, опрокинув обратно. Я критически оглядел своего старого наставника. Его рана по-прежнему сильно кровоточила, снег рядом с ним окрасился алым. Скоро мне придется вмешаться, хотя бы ради того, чтобы перевязать его.
– Чего он хотел от вас? Какую плату предложил?
– Убить тебя. Пять золотых мне и по два каждому, кто присоединится. Он подошел к нам в баккипской таверне. На самом деле сначала он подошел к капитану, но тот обругал его и прогнал. Он мертв? Капитан Стаут?
Я не разобрал, спросил он это с сожалением или страхом.
– Только меня? – уточнил Чейд.
– Убить тебя. По возможности медленно, но убить и принести твою руку в качестве доказательства.
– Когда? – вмешался я. – Когда он нанял вас?
Он покосился на меня:
– В Баккипе. Перед тем, как мы отправились сюда. Сразу после того, как мы получили приказ выступать, и стало ясно, что мы пропустим праздник. Ребятам это пришлось не по нраву.
Я заговорил, обращаясь к старику:
– Это никак не связано, Чейд. Кто бы ни подкупил их, он не мог знать, что ты окажешься тут, – он надеялся, что они доберутся до тебя в Оленьем замке. Би и Шун похитили в тот же день, когда заплатили Крафти. И зачем посылать этих предателей, когда целый отряд был уже на подходе к Ивовому Лесу? Это два разных преступления. Убей его, и я займусь твоей раной.
Чейд глянул на меня так, что я замолчал.
– Как выглядел человек, который предложил вам деньги?
– У меня ноги так болят, что я ничего не соображаю! Приведите лекаря, тогда и поговорим. Благая Эда! – Он чуть приподнял голову и снова уронил ее на снег. – Вы убили их всех? Всех четверых?
– Как он выглядел? – безжалостно повторил Чейд.
Мы с ним знали, что Крафти обречен умереть от потери крови, но сам лейтенант, похоже, этого не понимал.
– Высокий, но не тощий. Живот как пивная бочка. По виду типичный уроженец Бакка. Не знаю. Дело-то было простое – принести твою руку с кольцом, а хозяин «Веселой форели» передал бы нам деньги. Когда ты объявился здесь, казалось, тебя послали сами боги. Убивай не хочу. Если б капитан согласился, ты был бы уже мертв и этот тоже.
– Опиши мне его зубы.
– Больше ни слова не скажу, пока не отнесете меня к лекарю. Я замерз, так замерз… Что вы сделали с моими ногами?
Чейд сунул острие ножа в ноздрю лейтенанта.
– Говори, или я отрежу тебе нос, – спокойно сказал он и просунул нож чуть дальше, чтобы Крафти почувствовал лезвие.
У того глаза распахнулись от ужаса.
– Один передний зуб у него был серый. Ты про это?
Чейд кивнул сам себе:
– Он говорил что-нибудь про девушку?
– Ага, про девицу, которую ты украл. Он сказал: если мы найдем ее, можем взять себе. Или выпытать у тебя, где она. Сказал, из нее выйдет хорошая шлюха. А-а-а-а!
Нос – чувствительное место. Очень чувствительное. Чейд всегда утверждал, что если нужно причинить человеку боль, чтобы добиться ответов на вопросы, то нос подходит не хуже гениталий, а то и лучше. Мало того, что это больно, пленник еще и пугается, что его обезобразят до конца дней. Крафти корчился на снегу с распоротой ноздрей. Он начал всхлипывать. Мне вдруг захотелось, чтобы все это поскорее закончилось.
– Это он так сказал, не я! – Он гундосил от крови и боли. – И никто из нас в глаза не видел девушку. Эда, помоги мне!
Он взывал к богине так истово, как, наверное, не взывал никогда в жизни, и громко фыркал, разбрызгивая кровь по снегу.