Странствия Шута

Когда появляется шейзим, Слуги должны быть готовы распахнуть ему объятия. Часто родители огорчаются, узнав, что им придется расстаться с ребенком, которого они растили и холили много лет. Когда родители приведут шейзима к вратам, любезно пригласите их войти, предложите отдохнуть и поесть с дороги. Не стоит забывать и о подарках, однако ни в коем разе у родителей не должно сложиться впечатления, будто подарки есть плата за ребенка. Шейзимов недопустимо покупать или отбирать силой. Если родители не могут решиться расстаться с ребенком, дайте им время. Если дитя еще младенец, мягко напомните им, что за таким младенцем придется ухаживать много лет, прежде чем он вырастет. Если ребенок старше, укажите на то, как важно, чтобы дитя росло там, где его примут, станут учить и лелеять.

Будьте терпеливы с родителями, не готовыми расстаться с ребенком. Предложите им кров и ночлег, позвольте погулять в садах и увидеть библиотеки. Дайте понять, что, как бы ни затянулось младенчество и детство их дочери, здесь она всегда будет окружена заботой, а прежде всего – любовью приставленных к ней Слуг, и получит подобающее образование. Не забывайте, что каждое Белое дитя – это дар его родителей миру. Будьте благодарны.

Но паче всего, будьте терпеливы. Помните, что ребенку судьбой предначертано явиться к нам, и предначертания сего не отменить. Он может очутиться у нас благодаря событиям, не провиденным никем из нас, но очутится непременно. Чрезмерное же вмешательство в судьбу может обратить судьбу ребенка на путь непредсказанный и злосчастный. Когда же дитя окажется у нас, важно дать его жизни течь своим чередом. Нельзя обратить в прах будущее. Дайте времени воплотить свою волю так, как оно само желает.

Баффини, Слуга Третьей родовой ветви

Не знаю, сколько времени я болела. Голова кружилась ужасно, и никто не мог мне помочь. Меня рвало, и не раз, так что я пачкала свою одежду. Шун яростно ухаживала за мной, явно не из сострадания. Она неустанно с боем прогоняла всех, и когда мы оставались наедине, мыла меня холодной водой, растапливая снег. Мою грязную одежду она отдавала бледным, чтобы они постирали ее и попытались высушить. Шун с пеной у рта настаивала, что только она имеет право ухаживать за мной. И хотя говорила, что делает это из преданности мне, по правде, ею двигал страх. Она просто боялась: если выяснится, что я девочка, они решат, что я им больше не нужна. И она тоже.

Поэтому она заботилась обо мне изо всех сил. Никто не помогал ей. Никто не заваривал ивовую кору, чтобы унять мой жар, никто даже не подумал сделать привал, пока мне не станет легче. Я болела, а мы ехали дальше. Каждый вечер Шун на руках переносила меня из палатки в сани. Мы ехали всю ночь. Когда начинало светать, они разбивали лагерь, и Шун тащила меня в палатку. Никто не готовил для меня отдельно жидкой каши, чтобы облегчить страдания. Шун только усиливала их, заставляя меня есть и пить, иногда она даже насильно кормила меня с ложки. Мои губы потрескались и воспалились от лихорадки, а от «помощи» Шун начали кровоточить.