Возвращаясь домой, я не столько слышу, сколько чувствую за спиной какое-то шевеление. Но когда оборачиваюсь, вижу лишь длинные тени от ветвей можжевельника. Мясо за оградой исчезло. Как и большая баранья нога, которую я оставила по эту ее сторону. «
Я бегу в полумраке, чувствуя, как по всему телу ползают мурашки.
Мама выглядывает меня в окно, наморщив лицо, в котором явно читается тревога. А когда я вхожу в дом, обнимает, чему я не противлюсь. Не хочу ее снова бесить.
– Кто-то забирается к нам через ограду, – говорю я.
Мама бледнеет и отвечает:
– Колли, ты больше не будешь выходить на улицу одна.
После чего обходит дом, закрывает двери и окна, запирает ставни.
– Пустыня может казаться безжизненной, но в действительности это совсем не так, – говорит она, качая головой, – соседей здесь предостаточно. Павел то и дело пугал нас историями о…
Мама закрывает глаза и судорожно сглатывает.
– Ладно, не бери в голову…
Выглядит она уставшей и безобидной. Но я еще помню, как у нее побагровело лицо и как она орала, будто мартовская кошка. Вечером накануне нашего отъезда ударила меня, а по приезде сюда то и дело трясла за плечи, вопила, разбила мой фотоаппарат. Да, она точно неуравновешенна.
В случае опасности вариантов реагировать только три – бежать, бороться или попытаться подружиться. Какой из них выбрать, я не знаю.
Я иду к маме в спальню и открываю дверь. Она спит. Смотрю, как она дышит, скольжу взглядом по щеке и губам. Одна ее рука чуть согнута в локте, другая свисает с кровати. Ее дыхание – тоже часы. Вдох, выдох, вдох, выдох. Я несколько мгновений к нему прислушиваюсь.
На комоде вибрирует ее телефон, урча от полученных сообщений.
Я на цыпочках подхожу и беру его в руки. «Жжжжжж», – суетится он в моей руке. Опять папа. Я спускаюсь с ним в гостиную, на поворотах лестницы ступая на цыпочках, будто фея.
Звоню папе. Он тут же отвечает:
– Роб?
Я с большим трудом узнаю этот пронзительный от злости голос. Свернувшаяся змея!
– Пап… – говорю я.
– Колли? – спрашивает он вмиг изменившимся тоном, в котором теперь чувствуется теплота. – Привет, малышка, ты в порядке?
– Думаю, да, – отвечаю я.
– А где мама?
– Хррр, – звучит мой ответ, – смайлик в виде спящей мордашки.
– Как она себя вела? – Он говорит тем настороженным, бесцветным голосом, к которому прибегает каждый раз, когда не хочет показать, что злится. – Давай, рассказывай.
– Обнаружив в чемодане ту находку, пап, она здорово меня встряхнула.
С какой стати он сказал, что будет весело?
– Ты сфотографировала ее, чтобы мы потом все посмеялись?
– Да, пап, – шепчу я.
– Вот и хорошо.
– Только все вышло совсем не так весело, как я думала. Мама бросила фотоаппарат на пол и растоптала его.
Я слышу, как папа протяжно вздыхает.
– Хреново. И ты, такая большая девочка, не смогла ее остановить?
В его голосе слышится напряжение. Я настораживаюсь, потому что знаю, каким он бывает, когда на него находит. Меня охватывает чувство, что из глаз вот-вот брызнут слезы.
– Почему вы с мамой опять ругаетесь?
– Детям этого не понять, дружок.
– Я могу поговорить с Энни?
– Сейчас, – через мгновение нехотя говорит он.
– Колли?
Когда она произносит мое имя, меня накрывает жаркая волна любви.
– Привет, – говорю я, – как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – отвечает она, – только вся чешусь. Почему вы с мамой меня бросили?
Она кажется мне такой маленькой, в ее голосе столько тоски, что у меня сжимается сердце, будто фланелевая тряпка.
– Нам с мамой надо поговорить, – говорю я Энни, – ведь она, сестренка… Она больна.
– Так же, как я?
– Типа того.
– Колли, а ты можешь сделать так, чтобы ей стало лучше?
– Попытаюсь, – отвечаю я, хотя на деле все больше впадаю в отчаяние. Как вообще вернуть в норму неуравновешенного человека? – А пока слушайся папу, хорошо?
– Да, – отвечает она. Но мне все равно тревожно. В ее голосе пробивается плаксивый тон, являющийся неизменным предвестником шалостей. Значит, жди проблем.
– Лучше вообще ничего не говори папе, – продолжаю я, – ты меня поняла? Если скажешь, мне придется тебя наказать.
– Хорошо, Колли, – произносит она своим тихим, испуганным голоском.
Однако гарантий нет никаких, Энни у нас девочка непредсказуемая.
Прижимая к уху трубку, я слышу, как на том конце кто-то тихо произносит:
– Ирв?
Потом слышится сдавленный звук, тут же сменяющийся аханьем.
– Здравствуйте, миссис Гудвин, – говорю я. Может, папа и ее стал дергать за волосы? Я не удивлюсь. Рано или поздно он поступает так со всеми. – Как мистер Гудвин? Как Сэм? Как Натан?
– Она как раз только что забежала, посмотреть, как мы, – вновь говорит папа в телефон.
– Знаешь что, – говорю ему я, – мне здесь с мамой хорошо. Тебе лучше остаться дома. Остаться и побыть с Энни.