Страшные истории Сандайла

В Сандайле только два надгробия, на могилах Фэлкона и Мии. Но под землей сокрыто много чего еще, незаметного для чужих глаз. Все эти владения представляют собой одно большое кладбище. Порой я лежу без сна и представляю его в виде либо слоеного пирога, либо средневекового представления об аде. Когда в нем тесно спрессовались множество секретов, громоздящиеся друг на друге жизни, груз лет и опаляющее чувство вины, он приобрел твердость алмаза. Здесь, в земле Сандайла, покоятся тайны, проникнуть в которые не дано никому.

Белый забор вокруг собачьего погоста посеребрился от возраста; дощечки разболтались и слегка постукивают от проносящихся мимо вихрей. Да и бог с ними; ветер здесь всегда – рыщет в холоде, хлещет тебя по лицу своими грубыми ручищами.

Кладбище хоть и собачье, но похоронены на нем не только они.

Мне нужно отыскать нужное место – конкретную могилу. Я уже выкопала несколько ям, но пока ничего не нашла. Не раз и не два штык лопаты натыкался на белую кость. Вот на меня пустыми глазницами взирает череп с длинными клыками. Крупный был пес, пожалуй, немецкая овчарка. Я вынимаю из кармана косточку, превращенную Колли в нож, и тихонько кладу рядом, считая, что так будет правильно. Потом вижу скелеты двух лежащих бок о бок щенков. В земле виднеются и другие кости, разбросанные в разные стороны падальщиками и временем. А я все копаю и копаю, вглядываясь в землю в надежде увидеть голубой проблеск.

Мне нужно то, что я закопала здесь после всего случившегося.

Под палящим небом в грязи мелькает какой-то блик. С гулко колотящимся сердцем я наклоняюсь и вижу перед собой потемневший от времени осколок зеркала. От его вида меня пробирает озноб. Прошлое и настоящее сплетаются в тесный клубок. Но надо двигаться дальше.

Предмет моих поисков я обнаруживаю через час или около того. В бурой земле сверкает пятно яркого цвета. Я отшвыриваю лопату, падаю на колени и рою руками. Здесь словно прогнила сама почва, влажная и неприятная на ощупь. Я гоню от себя мысли о разлагающейся плоти, которая превращается в тлен и становится землей.

Коробочку прикрывают изящно изогнутые кости, словно у земли выросли ребра. Я скребу ногтями, и вот она уже у меня в руках. Пластмассовая голубая коробочка.

Когда я хватаю лопату, чтобы расширить яму, в земле поблескивает что-то еще. Торчащий уголок старой жестянки, теперь проржавевшей от времени. Мордочка Снупи превратилось в белое пятно, но блестящие черные уши никуда не делись.

Нет. Я искала ее тогда. Но здесь ничего не было.

Дрожащими пальцами я вынимаю жестянку из земли. Ошибки быть не может, это наш старый ланчбокс со Снупи. Я думала, он бесследно пропал, однако пустыня вернула его обратно.

Заставляю себя не торопиться. Сначала надо довести до конца одно дело и только потом браться за другое. Я копаю, вышвыриваю из ямы землю и расширяю ее, пока она не достигает шести футов в длину и четырех в глубину. Так должно быть нормально.

Я прохожу на кухню и смываю с натруженных рук грязь. Потом беру голубую коробочку и ржавый жестяный ланчбокс в свою комнату. Да, теперь это моя спальня, хотя когда-то в ней жили Мия и Фэлкон.

В комнату Колли не захожу. Раньше она была моя. Точнее, наша. Дверь в нее закрыта. Ее створка немного отличается от всех остальных в доме. Панели, из которых она собрана, подогнаны хорошо, но все же не идеально. Дерево чуть бледнее и лишено налета времени. Но дабы заметить, что она гораздо новее всех других, надо очень внимательно приглядеться.

– У тебя все хорошо, Колли? – спрашиваю я, предварительно постучав и стараясь говорить обычным голосом.

– Угу, – отвечает она.

– Нам надо двигаться дальше. Через полчаса жду тебя внизу.

– Угу.

Я беру свою бесценную ношу, иду к себе в комнату и закрываю за собой дверь.

«Закрытые двери ведут к закрытости ума», – звучит в моей голове голос Мии, и я в раздражении качаю головой. Слишком уж много здесь воспоминаний. И все тащат за собой целую когорту призраков. Голубую пластиковую коробочку я ставлю на комод. С этим можно подождать.

Потом дрожащими руками открываю жестяный ланчбокс. Вот они, странички, все еще аккуратно сложенные пополам. Перед тем как их развернуть, я несколько мгновений жду, разглаживая их на колене. А вот и строки, написанные старой синей шариковой ручкой. Как у столь разболтанного человека мог быть такой филигранный, с изящным наклоном, почерк?

Клянусь, в этот момент мне в ноздри бьет ее запах. Она всегда пахла чем-то сладким, вроде грейпфрута. Пока не стала распространять вокруг миазмы грязи.

Просмотрев листы, я сажусь и смотрю перед собой, пытаясь переварить прочитанное. Весь мир в этот момент меняется прямо у меня на глазах, ласковый и залитый светом. А может, это меняюсь я сама. Чувствую, как тают мои очертания в местах соприкосновения с воздухом, будто меня растворяют, превращая в ничто, а потом возрождают к жизни. Ощущение такое, словно я внутри хризалиды. Ох уж эти названия.