Страшные истории Сандайла

На буклеты колледжей при подаче документов я глянула лишь мельком. Меня приняли сразу в два, но я выбрала тот, что в Сьело, потому как он согласился платить мне в полном объеме стипендию. А то, что до единственного во всей Северной Америке колледжа, выразившего готовность освободить меня от платы за обучение, от Сандайла всего три часа езды, можно считать чем-то вроде мрачной шутки.

– А где ты брала деньги? – спрашивает Фэлкон и смотрит на Мию, которая не поднимает глаз, и холодно добавляет: – Ну конечно, кто бы сомневался.

– Это ее решение, Фэлкон, – чуть ли не с вызовом заявляет та, – и ее выбор. С ней все будет хорошо. В конце концов, ей уже восемнадцать.

– Еще нет, – в раздражении бросает Фэлкон. Наш восемнадцатый день рождения будет в среду.

– У нас нет ни возможности, ни повода держать ее здесь, – строгим тоном продолжает Мия, обращаясь к Фэлкону не столько как партнер, сколько как ученый.

Лицо Джек превратилось в неподвижную восковую маску.

– Звучит здорово, – говорит она, глядя на Фэлкона. – Я хотела… Может, мне еще не поздно…?

Я чувствую в душе яростный приступ злорадства. Мне досталось то, чего так жаждала Джек.

– Сдавать экзамены и получать оценки ты уже опоздала, Джекфрут, – мягко возражает Фэлкон, – давай подождем до следующего года.

– Ну да, я и забыла, – печально произносит Джек.

Вдруг весь этот план кажется мне инфантильным и глупым. До меня доходит, что, случись какое-нибудь событие, препятствующее моему отъезду, я буду только рада. В груди рождается жуткое ощущение, что мне придется сделать так, как я сказала. Уехать из Сандайла, бросить Фэлкона, Мию, собак… и Джек. Какой вообще во всем этом смысл, если рядом не будет моей сестры?

– Мне совсем не обязательно ехать, – говорю я, – можно на годик остаться, а потом вместе подать документы в колледж.

Несколько секунд Джек смотрит на меня своими глазами, под которыми залегли темные круги. Потом опять поворачивается к Фэлкону и говорит:

– Мы с Роб не обязаны тебя слушать, ведь на деле ты нам совсем не отец.

Я закатываю глаза. Опять она пытается создать проблему. А я-то думала, что в последнее время ей удалось стать лучше. Но поскольку у Фэлкона на ее колкости всегда был иммунитет, я с надеждой жду с его стороны снисходительных возражений. Однако вместо этого повисает тишина. Мия в упор смотрит в свою тарелку.

– Во всем, что действительно важно, я вам отец, – медленно произносит Фэлкон.

Он должен был ответить не так. Он должен был слегка потрепать Джек по голове, сказать, что сейчас мы все выпьем горячего какао, пойдем на улицу и станем смотреть на звезды. Вот как Фэлкон обычно поступает с Джек, и это всегда работает. Моя грудь медленно наливается ледяной водой.

– Джек?

Сестра буравит меня холодными, мертвыми глазами.

– Ты что, ничего не заметила, когда мы были в больнице? У тебя первая группа крови, а у Фэлкона четвертая. Ты не можешь быть его дочерью. Я бы еще могла, с учетом того, что у меня вторая, но, поскольку мы с тобой близнецы, у нас должен быть один и тот же отец. Только никак не Фэлкон.

– Джек, ты ведь сама просила ничего ей не говорить, – отвечает тот, – или уже забыла?

– Ничего не понимаю… – говорю я. – У мамы что, был другой муж?.. Или как?

– Какая же ты дура, – произносит Джек. – Мы приемыши. Ну как, тебе от этого стало легче? – спрашивает она Фэлкона. – Вы с подружкой почувствовали себя хорошими людьми?

– Но ты ведь ее помнишь! – продолжаю я. – Мама была красивой и доброй.

– Я ее придумала, – отвечает на это Джек.

У меня внутри что-то обрывается и долго-долго падает вниз.

– О чем она вообще говорит?

– Когда Джек впервые заговорила о маме по имени Лили, мы подумали, что вреда от этого никому не будет, – говорит Мия, – кто откажет двум несчастным малышкам в маленьком утешении? Но теперь мне кажется, что это было ошибкой.

С этими словами она натянуто улыбается и смотрит на Джек.

– Ну что ж, – продолжает Джек, – тайна наконец открылась. Теперь можно выкладывать все.

– Мы старались делать все правильно, – говорит Фэлкон. – У нас не было опыта общения с детьми.

– Еще бы, – отвечает ему Джек, – вы ведь не настоящие родители.

У Мии кривится лицо, по щекам катятся слезы. Мне до жути страшно, ведь она вообще никогда не плачет.

– Вообще-то, Джек, это можно было сделать по-другому.

– Выкладывайте, – говорю я, чувствуя в душе неистовый прилив мрака; я задыхаюсь, будто тону, – и немедленно.

– В Сандайл вы прибыли, когда вам было по пять лет… – начинает Фэлкон.

– Они с Мией удочерили нас в Небраске, – добавляет Джек.

Пару секунд они все смотрят друг на друга. Такое ощущение, что все это время у них был этакий закрытый клуб, в который меня никто не пускал.

– Ненавижу вас, – говорю я, – ненавижу вас всех.

Мия кладет мне на спину теплую, ласковую ладонь.