К ужину не появились ни дракон, ни его конкубина. Брюна кривила губы в насмешливой улыбке, ковыряясь в тарелке, а леди Фредегонда как ни в чем ни бывало наслаждалась едой, не выказывая ни малейшего сожаления по поводу своей выходки с запиранием купальной комнаты. Я посматривала на мать дракона исподлобья, пытаясь разгадать ее намерения относительно меня, но легче было разгадать намерения замковой стены. Рискнув обратиться к книге пророчеств, я тоже узнала немногое - увидела юную леди Фредегонду на пороге какой-то комнаты, с окровавленным кинжалом в руке и с безумными глазами. Была ночь, и гроза, и мать дракона походила на северную воительницу, про которых писали, что они скачут по небесам на крылатых конях. Я посчитала, что так леди Фреда пыталась отстоять свою честь, когда пришли драконы, но ничего полезного для меня в этом пророчестве не было.
Конкубину мы увидели только утром. Она появилась к столу бледная, с сиреневыми тенями под глазами, а когда села, то чуть поморщилась, выгибая спину.
Брюна уставилась на Ундису ненавидящим взглядом, а леди Фредегонда невозмутимо положила себе на тарелку крохотных миндальных пирожных, словно и не замечая состояния любовницы сына. Но Ундиса сама обратила на себя внимание.
- Ваш сын - как ураган, - произнесла она с кроткой улыбкой и повела плечами, разминая мышцы, словно невзначай показав красные следы на шее - от крепких поцелуев. - Теперь я понимаю, почему вы называете его отца чудовищем. Это не под силу человеческому мужчине.
- Тебе есть с чем сравнивать, - вернула ей улыбку леди Фредегонда.
Ундиса промолчала, опустив ресницы, и в это время появился дракон. Он прошел к своему месту - спокойный, невозмутимый, такой же, как и всегда. На его лице я не увидела и тени усталости, он сразу принялся за еду, не обращая внимания на нежные взгляды, что посылала ему конкубина, предлагая отведать то или иное блюдо. В этот раз женщины не кололи друг друга острыми словами, потому что Ундису срочно позвали в прачечную - разбирать ссору между гладильщицами.
- Ничего не могут сделать без меня, - со вздохом извинилась конкубина и удалилась в сопровождении двух доверенных служанок.
Едва она ушла, как леди Фредегонда обратилась к сыну:
- Смотрю, у тебя прыть, как у молодого? Пожалей свою наложницу - заведи хотя бы еще одну, а то заездишь Ундису до смерти, - сказала она преувеличенно заботливо.
Дракон не ответил, а я замерла, почувствовав бурю. Брюна рядом со мной тоже затаилась, а леди Фредегонда невозмутимо продолжала:
- Не думай, Тевиш, что я выжила из ума и не понимаю, что происходит.
- Мать, уймись, - герцог бросил ложку и так стремительно встал из-за стола, что бокалы опрокинулись.
Слуги бросились спасать положение, а дракон вышел вслед за конкубиной, ни на кого не глядя.
- Ах, какая спешка, - проворчала леди Фредегонда. - Даже в щечки нас не расцеловал.
Мы с Брюной переглянулись, и старуха тотчас это заметила.
- А вы что носы повесили? - спросила она. - Как там твои живые картины, Брюна? Я очень жду, когда будете представлять. В этом замке так мало развлечений. Тебе так не кажется, Мелхола?
- Меня всё устраивает, госпожа, - ответила я сдержанно, а Брюна принялась в красках расписывать, что мы вскоре будем представлять, и как она это всё замечательно придумала.
9. Бат-Шеба и царь-дракон
Представление живых картин Брюна решила устроить в среду вечером, и об этом было торжественно объявлено во время утренней трапезы. Ундиса пришла в восторг и щебетала, что мечтает посмотреть, как ее брат будет изображать царя Давида.
- Он такой же красивый, мой брат, - говорила она. - Когда он едет на вороном коне по деревням, все девушки смотрят ему вслед.
- Коню? - невинно поинтересовалась Брюна.
Я еле сдержалась, чтобы не прыснуть. Женщины в семье дракона были верны себе - ни одна встреча не проходила без словесных перепалок. У дракона была железная выдержка, если он терпел такое много лет.
- Я говорю про своего брата, - поправила Брюну Ундиса, сделав вид, что ничуть не обиделась, но я-то видела, как вспыхнули ее глаза - она и в самом деле гордилась братом.
- О, а я и не поняла, простите, амата, - похлопала ресницами дочь дракона.
После полудня Брюна приступила к сооружению декораций для постановок. Сама она ничего не делала, разумеется, а лишь командовала слугами, которые совсем сбились с ног, выполняя любой ее каприз. В зале поставили огромную деревянную раму и занавесили ее тяжелой бархатной драпировкой. Стоило потянуть за веревочку, пришитую к середине занавеса - и открывалась темная стена, возле которой уже красовалась деревянная бадья, которой предстояло изображать колодец.
Брюна нарядилась в восточный костюм, который ей удивительно шел - в приталенное платье без рукавов, открывавшее до плеч крепкие смуглые руки девушки. Волосы она распустила и щедро посыпала их серебряной пудрой, отчего черные кудри казались ночным небом, в котором сияли россыпью звезды.