— Да они уже не вполне понимают, что происходит. У них, похоже, началась мания величия, — заметил Павел Яковлевич.
— Я думаю, Кобе еще предстоит их лечить от этой мании. И не по одному, а всех скопом. Народ с хлеба на квас перебивается, в стране голодуха, а эти как с ума сошли. Подавай им все на блюдечке с голубой каемочкой. Они, видишь, герои, победители! А того не понимают, что герои те миллионами в земле лежат. И пашут не разгибая спины на заводах, в совхозах… Впрочем, как говорится, Бог с ними. Придет время — разберемся. Ты мне доложи, что там с Гитлером? Куда он делся?
— Я беременна! — заявила ему Аглая перед тем, как отправиться восвояси.
Каким бы циником ни был мужчина, какие бы высокие должности ни занимал — будь ты маршал или даже император, — такое открытие не оставит равнодушным. Лаврентий Павлович, хотя и не впервой оказался в такой ситуации, все-таки был шокирован. Пришлось приостановить отбытие Аглаи в казенное учреждение и с полчаса утрясать вновь открывшееся обстоятельство. Сошлись на том, что «ребенка она оставит». А он «позаботится о них».
Так что, отправив ее обратно, Берия позвонил начальнику управления лагерей и долго толковал ему об условиях содержания своей такой вот ласковой и нежной пассии. Он был уверен: все будет выполнено. И отдельный домик. И спецпитание. Все будет предоставлено и матери, и будущему мальчугану (он почему-то твердо был уверен, что родится мальчик). Одного он не хотел предоставлять ей — свободы. Освободить ее — значит дать толчок разговорам, слухам. А впоследствии новым проблемам, так как, выйдя на волю, такая «дэвушка-цветочек» непременно появится где-нибудь в Москве и начнет доставать его, домогаться, шантажировать, требовать материальной помощи. (И не дай Бог дойдет до жены, с которой у него и так не все ладно после той истории.)
Война кардинально изменила демографическую ситуацию в стране. Как-то так незаметно, но быстро изменилась и психология женщин. Образовавшаяся нехватка мужского пола навсегда наложила отпечаток на их мышление. Теперь им приходилось жестоко бороться за свое, так сказать, семейное благополучие. Как цинично говорил Берия, конкурировать за самцов. Если раньше женщины делились на «дам и не дам», то теперь многие благородные «не дам» пустились во все тяжкие, чтобы «сбыть свой товар» на рынке невест. И иметь хотя бы половинку или четвертинку мужика. Оставшиеся мужички чувствовали себя королями. Как в тылу, так и на фронте.
Положение усугублялось еще и тем, что вождь не разрешал военнослужащим давать отпуска в тыл во время войны и люди, как могли, устраивали личную жизнь здесь и сейчас.
Немцы в этом отношении вели себя разумнее. Пока обстановка позволяла, давали своим солдатам съездить в тыл. Была у них и еще одна отдушина. Еще в 1935 году Гиммлер основал организацию «Лебенсборн» («Источник жизни»). Она давала матерям-одиночкам возможность рожать детей в приютах, где государство брало на себя уход за ними.
Кроме того, каждый эсэсовец, уезжавший с фронта в отпуск, получал в дорогу детскую кроватку. И мог с этой кроваткой остановиться у любой, приглянувшейся ему женщины. Уезжая, он оставлял кроватку ей в надежде, что она станет гнездышком для общего ребенка, который также попадет под опеку государства. Кроме того, «Лебенсборн» отбирала «расово полноценных детей» в оккупированных странах, отнимала их у родителей и увозила на воспитание в Германию. Там им давали новые имена и «онемечивали».
Конечно, в ситуации «на безрыбье и рак рыба» еще далеко не старый, энергичный член ГКО нигде не знал отказа. И ряды его подруг росли и множились. Да так, что его адъютантам понадобилось вести списки с фамилиями, именами, адресами. И как-то так, сам того не замечая, Берия постепенно выстраивал их по гаремному принципу. Конечно, он бы страшно удивился, если бы кто-то «раскрыл ему глаза» на то, что происходит. Но таковых не находилось. А жизнь — штука, которая всегда стремится идти по закономерности и целесообразности. А закономерность — по вечным правилам.
Он вел себя точно так, как какой-нибудь восточный владыка, и точно знал, какая из женщин является его первой «кадиной» — любимой женой, какая второй, третьей, четвертой и так далее. Кроме них у него еще имелись некоторые временные фаворитки, называемые в восточном гареме «икбал». Их тоже было порядочное число. Была и третья категория — девицы, которых он просто имел в виду. В настоящем гареме таких зовут «гезде», что в переводе значит «вздыхающие», то есть ожидающие внимания и того, когда наступит и для них подходящий момент…