Страсть и бомба Лаврентия Берии

Особое положение занимали как на Востоке, так и в его «гареме» женщины, от которых он имел детей. Таких кадин-эфенди было немного. Но они были.

Вот теперь та самая лагерница Аглая, которая числилась у него пятой фавориткой, могла перейти в их состав, если родит сына.

Кроме штатных подруг-наложниц Берия имел еще и огромное количество разных случайных подруг, которые попадались на его жизненном пути. Врачи, поварихи, чужие жены, студентки, манекенщицы, валютные проститутки, просто красивые девушки — все причудливо тасовались в его любовной колоде, которая непрерывно меняла конфигурацию в зависимости от прихоти новоиспеченного маршала.

Как у него на всех хватало сил? Об этом знал только он сам. В нем играла и звала на подвиги та самая энергия, та самая мужская сила, которая является основой творчества великих художников, поэтов, писателей, та самая мощь, которая проявляется в деяниях полководцев, великих реформаторов, революционеров и святых. Только вся эта сила, ищущая, распирающая изнутри, высвечивается, реализуется по-разному. В истории Лаврентия Берии она была зажата жесткой ненасытностью, жаждой познать новое через такое существо, как женщина. Живя в другом обществе и занимаясь, например, своей любимой архитектурой, Берия, может быть, создавал бы гениальные сооружения и проекты. Но поставленный в рамки системы на отведенное ему место организатора и карателя, он стал великим руководителем и палачом.

Близко видевшие его сотоварищи и подчиненные никак не могли понять, откуда у него берется такая энергия. Ах, если б они знали! Каждая любовная игра, каждая новая женщина давала ему новые силы. И когда они, кряхтя и постанывая, опустошенные и обессиленные, сползали с ложа, он, умело пользуясь своими техниками, тут же взлетал, как «горный орел из гнезда». И немигающим взором уже начинал искать новую добычу.

Многие женщины чувствовали эту силу. Пользовались ею и мечтали снова и снова оказаться в его «гареме». Потому что это была та самая сила жизни, которая у Пушкина вылилась в гениальные стихи, у Микеланджело — в скульптуры, у Наполеона — в военные и гражданские деяния, а у Лаврентия Павловича приняла формы решений, постановлений, депортаций, организации систем и поддержания жесточайших порядков.

Она, эта сила, может быть и благом и злом. В войну его энергия была в основном направлена на производство орудий убийства. И чтобы компенсировать это, поддерживать в душе равновесие, Лаврентий Павлович инстинктивно собирал вокруг себя, коллекционировал все прекрасное. Ну а что может быть прекраснее женщины?

Помогали ему в этом его верные «евнухи». Адъютанты, водители и еще молодые красивые сводницы, что частенько завлекали в его «гарем» подруг, знакомых, сослуживиц, студенток.

Со временем вокруг наркома и маршала складывались мифы и легенды. Для одних он стал страшным чудовищем, похитителем, развратником. Для других желанной добычей, крепким орешком, «мужиком на все сто», привлекающим своей страшной славой. Многие летели в его объятия, как легкомысленные бабочки на свет свечи. И, бывало, обжигались. Если желанные женщины были для него утехой и радостью, то те, что ухитрялись разгневать наркома, могли почувствовать его жесткую карающую руку.

Впрочем, в настоящих гаремах все было точно так же. Неугодившая султану женщина могла в любую минуту лишиться его милостей и даже оказаться зашитой в мешке на дне Босфора.

У Берии не было обычая топить неугодных в морских водах. Но кое-кто мог запросто очутиться в «Алжире» — лагерях под Акмолинском, где томились «жены изменников Родины».

* * *

Подзарядившись энергией от своей «наложницы», Лаврентий Павлович, чтобы попусту не терять драгоценного времени в пути-дороге, устроился за большим столом в походном зале для совещаний и открыл наконец доставленную Мешиком папку с документами.

Первое, что ему бросилось в глаза, был портрет фюрера всего немецкого народа Адольфа Шикльгрубера, взявшего псевдоним Гитлер. На фото бывший ефрейтор, бывший художник, сын рядовых австрийских обывателей из провинциального городка, близорукий носатый истерик со щеточкой усов и косой челкой на лбу производил впечатление человека неуравновешенного, склонного к эксцентричным эскападам и меланхолии.

Берия углубился в чтение досье. Особенно он отмечал те его места, которые касались отношений Гитлера с женщинами. Судя по стилю изложения и знанию вопроса изнутри, досье в этой части несомненно писала женщина. Берия знал, что в окружении Шикльгрубера был наш сверхсекретный агент — женщина-актриса. И теперь с интересом вникал в подробности интимной жизни немецкого чудовища — наблюдения, слухи и сплети, которые, как это всегда бывает, окружают такие личности.

«Похоже, первой женщиной фюрера была дочка соседа-мясника Шарлотта Лобжуа», — прочитал Лаврентий Павлович в досье. И перевел взгляд на рисунок Гитлера-художника. На полотне тот изобразил обнаженный женский торс с большими, крепкими грудями.