Страсть и бомба Лаврентия Берии

«В революцию участвовал в работе возникшего в Петрограде бурят-калмыцкого комитета. Был активным членом Бурнацкома…»

Лаврентий Павлович в очередной раз тяжело вздохнул.

«Нужный дядька. Конечно, у него были поползновения и мечты о создании Единого Монгольского государства. То есть страдал он так называемым «панмонголизмом». Но кто ж из нас не мечтал? Мечтать не вредно! В тридцать седьмом подался из Ленинграда к себе в Бурятию. А там его уже ждали. Крутили дело о заговоре лам. Ну-ка, где на него показания? Якобы он является руководителем большого заговора. Кто показывает. Вот протокол допроса председателя Совнаркома Бурят-Монгольской АССР, однофамильца Д.Д. Доржиева. Подтверждает руководящую роль Агвана по созданию «панмонгольской» организации. Так, вот еще…»

Все эти протоколы допросов были сделаны так топорно и однообразно, что вызывали у наркома сомнения. Большие сомнения.

Вот лама-лекарь, некий Шойнор Юмов, на предъявленное в начале допроса обвинение в участии в шпионско-повстанческой организации отвечал: «Признаваться мне не в чем, контрреволюционную работу не проводил». А уже на следующий вопрос ответил: «Да, был! Ездил в Ленинград» — и все такое прочее.

Наверняка его так отделали, что он все подписал.

А вот еще один свидетель. Некто Цыбинов Исай:

«Руководитель Тибетско-Монгольской миссии знает меня лично с 1924 года. В 1930 году он пригласил меня в Ленинград, и я был у него доверенным лицом по связям между ним и другими участниками контрреволюционного формирования. В 1934 году я ездил по поручению Агвана Доржиева в Бурятию под видом проводника лошадей с Ленинградского ипподрома в Улан-Удэ для земельного управления. Я посетил колхоз в дер. Хирик, вел там контрреволюционную агитацию, доказывая, что в колхозах будут голодать, и агитировал за кулацкие хозяйства…»

«Еще один контрреволюционер Бадаржап Бадмаев. Этого допрашивали аж пять раз. Ишь ты! Он, оказывается, брат того Бадмаева, что служил при царе Николашке. Тоже признается, что состоял в контрреволюционной организации этого Агвана Доржиева…

Ну а что сам этот старый хрыч показывает. Ну-ка, ну-ка!»

И Берия открыл протокол единственного допроса хамбо-ламы, так несвоевременно отошедшего в мир иной.

«1937 года ноября 26 дня, я пом. опер. упол. 5 отд. НКВД по БМР Серж. Ив. Николаев допросил в качестве обвиняемого фамилия Доржиев…»

«Так, это пропустим. Что по существу? Вот!»

«Вопрос: расскажите, гр-н Доржиев Агван, когда, откуда Вы приезжали и где останавливались?

Ответ: Число точно не помню, в октябре м-це с/года приезжал из гор. Ленинграда, где пребывал в Буддистском храме. По прибытии в БМАССР остановился в Ацагатском Аршане Заиграевского р-на (б/Хоринский айм).

Вопрос: какая была цель Вашего приезда в БМАССР?

Ответ: Прибыл по своему желанию, для свидания с ламами, проживающими в БМАССР, поинтересоваться их условиями жизни.

Вопрос: С кем Вы приехали из Ленинграда?

Ответ: Из Ленинграда приехал с Жимбеевым Дугаром ламой Ацагатского дацана. У меня работал поваром с 1936 года.

Вопрос: Вы, гр-н Доржиев Агван, изобличаетесь как участник контрреволюционной шпионской организации против Советской власти. Признаете ли себя виновным в предъявленном Вам обвинении по ст. 58—1 «а», 58—2, 58—8, 58—9, 58–11 УК РСФСР?