Страсти Евы

- Заповедь к вам не относится, - огрызаюсь я и моментально жалею, потому что с коварной грацией снежного барса он делает шаг навстречу.

- Дразнить меня неблагоразумно, дерзкая нимфетка.

- Я не нимфетка, - возмущенно отзываюсь я, пятясь назад. - Я уже выросла.

- И ваше созревание чертовски осложнило мою жизнь, - томно опускает он взгляд на мой приоткрытый рот, продолжая опасно приближаться.

- Игры в доктора со слизыванием шоколада отменяются, - со слабым брюзжанием отступаю я, отыгрываясь ногтями на затерроризированной ладони. - Вам нужно смириться. У вас получится. Вы - джентльмен.

Гавриил Германович плотоядно обнажает белоснежные зубы и в предвкушении чего-то недоброго наступательно шагает вперед. Мое сердце колотится в одержимом ритме барабанов гаитянских жрецов вуду. Отступать мне больше некуда - поясница упирается в стоящий позади обеденный стол. Гавриил Германович не церемонясь хватает меня за талию и укладывает прямо на столешницу, по ходу дела профессиональным движением коленом раздвигая мои ноги и разводя по сторонам руки.

- Я не джентльмен, - ставит он меня перед фактом во время того, как его потемневшие глаза хищнически любуются моей растерянностью и беспомощностью. - Ты распята на алтаре живущим во грехе зверем с примитивными инстинктами. Я питаюсь, работаю двадцать четыре часа в сутки и трахаюсь. Воистину сейчас я испытываю страстное желание свесить твою прелестную головку с алтаря и провести с дерзким ртом воспитательную иррумацию[2].

Наши взгляды вгрызаются друг в друга: мой - беззащитной жертвы с мольбами о пощаде, его - голодного зверя, обещающего, что пощады не будет.

- Дотронься до меня, Ева, - интонацией обольстителя шепчет он, освобождая мои запястья от своих «наручников».

Собственный мужской запах Гавриила Германовича влечет меня, как сильнодействующий афродизиак. Не теряя зрительного контакта, я нерешительно делаю то, о чем долго мечтала: запускаю пальцы в его волосы.

Они прямые, густые и жестковатые. Пропускать их сквозь пальцы - сплошное удовольствие. Мне безумно нравится вдыхать их соблазнительную свежесть: вволю разгулявшегося на степных просторах осеннего ветра и почти выветрившегося дорого одеколона.

- Тебе все так же хочется касаться меня… Ева? - снова пробует он на вкус мое имя, как будто в трех буквах спрятан секретный ингредиент.

- Мне очень хочется касаться… вас, Гавриил Германович, - честно отвечаю я, но из-за существенной разницы в возрасте не решаюсь перейти к неформальному обращению.

- Поиграй со мной в одну занимательную игру для взрослых?

Я сглатываю обильную слюну, чувствуя себя той самой Евой перед грехопадением в момент, когда вероломный Люцифер предлагает познать мир неведомых доселе ощущений.

- В к-какую?

- В мистерию на столе с телесным контактом.

Гавриил Германович заманчиво и безобидно трется носом о мою щеку, но выделяющийся шрам у него на скуле от прильнувшей крови кричит о его хищной сущности, что только усиливает символичность мизансцены грехопадения.

- Ты сможешь дотрагиваться до меня везде, где пожелаешь. За исключением лица. Взамен я буду прикасаться к тебе, избегая мест, которые больше всего хочу. Не буду скрывать, твои отвердевшие соски так дерзко торчат сквозь тонкую майку, что я хочу за них укусить. Воистину с трехлетия ты мне здорово задолжала, Ева.

От его хриплого голоса и раздевающего взгляда я ощущаю жар во всем теле.

- Право прикосновений будет только у меня, - сглатываю я, свершая свое личное грехопадение. - Я же не знаю, где вам еще захочется меня потрогать. Вдруг вы будете жульничать во время мистерии на столе.

Костяшками пальцев Гавриил Германович неравнодушно проводит по моим губам и настойчиво открывает их шире.

- Твой трогательный дерзкий рот, Ева, вызывает во мне зверский аппетит. Выбирай единственную часть тела, к которой я смогу прикасаться.

- Мои руки, - придумываю я и с блаженством потягиваю на себя его волосы.

- Да будет так.

Он аккуратно снимает с меня очки и во избежание их повреждения откладывает в безопасное место, после ультимативно отнимает от своих волос мои озорничающие там руки и доминирующе прижимает их к поверхности стола.

- Так нечестно! - застонав, я выгибаюсь.

- Тише, тише, моя девочка, - с алчущей ухмылкой сжимает мои запястья Гавриил Германович. - Коль скоро я поддамся зову плоти, то трахну тебя прямо на этом чертовом столе. Воистину согрешу с тобой прежде, чем мне отсечет голову твой брат.

Я судорожно гоню от себя панические мысли о выражении лица Никиты, если он вдруг увидит мистерию на столе. Невольно я облизываю сухие губы и проглатываю слюну.

- Прекрати обсасывать рот и сглатывать! - сверкает глазами Гавриил Германович, сильно вдавливая мои запястья в стол.