Да что с ним такое, раз он не знает мира сам с собой? Я и раньше замечала за ним замкнутость и нелюдимость, но сейчас как никогда вижу, что все его затравленное нутро скулит о помощи. На него больно смотреть: загнанный снежный барс, которого силой удерживают в неволе. Любовь смогла бы освободить его мечущуюся душу от оков тьмы и вернуть к свету. Только сумею ли я провести его через все адовы круги, не спалив собственные крылья? Подъем к небесам труден и долог, а падение в преисподнюю займет мгновение. Все или ничего - другого не дано. Разница в том, что Гавриил Германович ходит по краю уже сорок пять лет, а я, восемнадцатилетняя девушка, запросто погибну в эмоциональном аттракционе. Кроме того, даже если мы будем держаться за руки, кто даст гарантию, что я в одиночку укрощу выпущенную из ящика Пандоры тьму. На отчаянный поступок надо решаться только в том случае, если доверяешь возлюбленному, как самой себе.
«Гавриил Германович способен на любовь?» - основной вопрос, который следует выяснить перед тем, как жать кнопку старта эмоционального аттракциона.
На скоростном лифте в окружении странно посматривающих на нас сотрудников офиса мы поднимаемся на двадцатый этаж. В приемной Руководителя Зоны № 1 пророс цветник. Две одетые с иголочки «куклы барби», возбуждено обсуждающие последние сплетни, лицезря босса со мной на руках, как одна умолкают с разинутыми пастями.
- Алена, подготовь бумаги к утреннему заседанию, - на ходу распоряжается Гавриил Германович, проходя мимо стола секретаря к себе в кабинет. - И пошустрей. Мне надо еще в клинику заскочить.
- Слушаюсь, Гавриил Германович, - отработанно кивает «кукла барби» с иссиня-черной буклей на голове и приличной порцией ботокса на губах.
Сияющий хирургической чистотой кабинет вмещает в себя минимум мебели и состоит преимущественно из драматичной гаммы. Главным сокровищем просторного помещения с обзором на окрестности назначен двухтумбовый письменный стол из черного дерева. На инкрустированной сусальным золотом столешнице с педантичной бережливостью разложены научные труды. С обеих сторон стол конвоируют стеновые панели буазери, неотличимые от отборных телохранителей в черных чопорных фраках. За основу неоспоримых достоинств кабинета взят аквариум с мореплавателями и панорамное остекление. Вид леса и подмосковных оврагов из окон вдыхает жизнь в просторное помещение даже в ночное время суток при звездах и луне.
В примыкающем медкабинете Гавриил Германович сажает меня на кушетку и ненадолго удаляется в гардеробную комнату. Возвращается он в сменной одежде и сразу вооружается медикаментами. При обработке раны я с интересом слежу за его выработанными до автоматизма движениями рук. Моментами я ловлю на себе проницательный взгляд коленопреклоненного Гавриила Германовича. Во время встреч взглядов он хмурит брови, несомненно, задаваясь вопросом - не болезненно ли проходит обработка раны? При его профессионализме боль фактически невозможна. Ко всему прочему он глубоко заблуждается - о боли я не помышляю вовсе. Из-за приключившейся с нами эротической авантюры я витаю в облаках. Стыдно признаться, но в моем бесстыдном полете фантазий наши обнаженные тела ритмично скользят друг на друге прямо на медицинской кушетке. Я неуверенно перемещаю взгляд на скульптурные линии влекущего рта Гавриила Германовича. Как раз в этот момент он непроизвольно высовывает кончик языка и облизывает уголок губ. В горле у меня мгновенно пересыхает, между ног отдаются жгучие мурашки, будто этот греховный рот сейчас целует меня
Помяните мои слова, от мужчин в белых халатах исходит невидимая сила притяжения. Что уж говорить о коленопреклоненном Гаврииле Германовиче. Весь такой неподступный и недоступный в своем стерильном халате, этот доктор вызывает у меня совершенно дикарское желание грязно изнасиловать его на медицинской кушетке.
- Спасибо вам, Целитель, - простодушно улыбаюсь я, когда он заклеивает обработанный ушиб лейкопластырем. - У вас золотые руки. Я даже не почувствовала боли.
Гавриил Германович благодарственно глядит на меня снизу вверх, и лучше бы он скорее поднялся с колен, а то так и до греха недолго.
- Ева, я дам тебе мазь. Мажь ушиб три раза в сутки. Через пару дней все заживет.
Он приносит тюбик с мазью и помогает мне справиться с блейзером от академической формы. На мгновение его «профессиональный докторский» взгляд падает на мою расстегнувшуюся блузку. По всему телу у меня проходит горячая волна.
- Мне тут пришла в голову одна мысль, - от его подозрительно обольстительной интонации мое дыхание замирает. - Лекция профессора Волкова закончилась два часа назад. Где же вы с подругой пропадали?
- Э-э… мы бродили, смотрели, как устроены лаборатории, - на ходу сочиняю я с невинной улыбочкой.
Гавриил Германович возвращает мне зеркальную улыбку.
- За кем же вы шпионили? - как гром среди ясного неба звучит его вопрос.