Страсти по Фоме - книга 2

Старуха, скучая, медленно переворачивала картинки, нажимая на педаль, и посматривала на Мэю — не узнаёт ли та кого? Потом снова вращала скрипучую раму и бесконечный набор судеб, тасовался словно карты в колоде. Время от времени она гляделась в зеркало, которое являлось обратной стороной живых картин и кокетливо подбивала единственный оставшийся локон у виска, знаменующий и укладку, и шиньон, и бабетку, и смерть кавалерам, возможно, в буквальном смысле. Чипсы, пиво, знакомая папироска в дырявом рту (все на кумаре!), вентилятор из тазовых костей какого-то несчастного, возможно, от Харона, и зудящий граммофон — чем не утро джентльменки?..

Все это, отражаясь в зеркале, служило ей непреходящей духовной пищей…

— Мадемуазе-ель! — пропел Фома, появляясь у немолодой кокетки за спиной. — Я потрясен вашей прической. У какого мастера вы выдирали волосы?

Старуха вздрогнула, но не от неожиданности, неожиданностей здесь не бывает, а от галантного обращения, граничащего с оскорблением. И вообще здесь никого не должно быть! Кто?.. Кто посмел?!

Госпожа удача будущей жизни в ярости повернулась на голос. Перед ней стоял рыжий наглец и ослепительно улыбался — вылитый валет её молодых лет.

От неожиданности старуха закашлялась, роняя пепел.

— Мамаша!.. — Фома дружелюбно похлопал её по спине. — Бросай курить, вставай на лыжи!..

Он взял у нее папироску и бросил в пепельницу.

— Ты кто? — прокаркала старуха, давясь кашлем.

— Продюсер в пальто! Будем ставить новую картину!

— Кто?.. Какую?.. — Старуха ничего не понимала, монотонная работа, склероз и папироски не способствовали быстрому схватыванию ситуации.

— Вот эту!.. — Фома показал на себя, и на миг действительно стал для нее картой — бубновым валетом из колоды записного шулера.

Ну точно! Видела она его, знает! Не постарел, подлец, все такой же красавчик!

— Вот еще! — фыркнула девица. — Тыщу лет кино кручу, ничего подобного не было! Набор всегда выдается сразу!

— А тут одну карту забыли добавить, синьорина. В некотором роде решается судьба.

— Чья? — подозрительно сощурилась старуха.

— Твоя, сообразительная моя!

— Ух ты! — фыркнула старуха. — А бумага имеется?

— А как же!.. — Фома схватил ее за кадык, поршнем ходившим по куриной ноге шеи (прав Есенин!) пожилой девушки.

Бумаги у него, конечно, никакой не было, да и не могло быть, а вот то, что это у него последний шанс, он понимал очень ясно, по-другому ему Мэи не видать. За стол с его «троечной» комбинацией возвращаться было бесполезно, там он проиграл. А здесь…

— Просто вырву! — пообещал он весело. — А голову в костер…

Показал он на мощное пламя, в котором стояла Мэя и мерзла от жуткой застывшей картинки какого-то монстра.

— Потеряешь вместе со своей любимой бабеткой и непыльную работенку, жёлта девица! Придется самой выбирать из этих картинок, но такого халтурного бессмертия там уже не будет, будешь жить нормальной трудовой жизнью. Знаешь, что это такое?..

Мадемуазель знала. Работая на побегушках, она иногда сама удостаивалась чести плести на станке Парок нити чужой жизни, чаще не сладкой, но… таковы люди!.. Старуха закрыла глаза, видимо, представляя все это, и кадык её несколько раз судорожно дернулся в руке Фомы, когда она снова их открыла, в её глазах не было уже ничего, кроме никому не нужной пустынной девственности.

— Как будет угодно… господину, — покорно сказала она. — Вы бы сразу так и…

— Сразу с вами почему-то не получается, — оборвал её Фома. — Показывай, красавица!

Старуха показала. Мэя мгновенно исчезла.

— Что это значит?!

Фома был озадачен, он ожидал, что Мэя останется с ним, но озадачена была и старуха.

— Н-не знаю, — пролепетала она. — Такое первый раз.

— Не хитри, старуха! Где она?

— Ну почему же старуха? — расстроилась та. — Я девушка!

— Девушка, девушка! — успокоил её Фома. — Просто мало времени и водки!.. Где?..

Старуха, словно в трансе, бормотала что-то невразумительное о каких-то сиренах и последнем танце.

— Что ты там мелешь, девушка, как смерть?! Куда идти спрашиваю?.. Аллея, да?

Но старуха вдруг и сама пропала, а он снова оказался за ломберным столом и лихорадочно прикидывал, насколько уместен будет Ирокез в этом уютном помещении и вообще, будет ли?..

— Алле, граф, вскрываемся? — уже орал ему на ухо Кербер.

Взоры всех присутствующих были обращены к нему, значит, все карты розданы.

— Это уж точно! — ухмыльнулся Фома, представляя сколько сейчас будет «вскрытий».

Ирокез был на месте, он почувствовал его бедром. Бросив карты на стол, он чуть отъехал на стуле для свободы маневра и наблюдал за лордом и его верным псом. У Лорда был фул, два туза и три короля — по чину! — у Кербера — флеш, как он и предполагал, но не стрит — после девятки шел пиковый валет, и они должны были торжествовать победу, но вместо этого они смотрели на карты Фомы с вытянутыми лицами.

— Каре! — заворожено проговорила Прозерпина. — Граф выиграл!

Вместо несчастной двойки на столе ухмылялся рыжий валет. Джокер!.. Вздох зрителей словно расширил и осветил зал. Губы лорда змеились каким-то страшным проклятием, когда он поднимал глаза на Кербера.