Страсти по Фоме - книга 2

— Оставайся, Мэя, можешь оставить и его! Но ты ему не нужна, он с тобой не пойдет! Он уведет тебя отсюда и бросит! И ты останешься одна. А со мной ты будешь единственной и неразлучной! Со мной ты будешь королевой!

Мэя сразу поверила этому многословию.

— Ты меня бросишь! Я буду королевой!.. — Она поползла через его плечо к сладко нарисованной картине. — Оставишь одну!

Но у него уже не было сил говорить. Крепко прижав ее к себе, он брел, тащил, тянул ее, как бурлак, к просвету в начале аллеи. Звуки сирен, летающая и царапающая мерзость, зыбучий песок под ногами, томно зовущий голос сзади, все время сзади — в затылок, в темечко, — Фома почти ничего не соображал и не чувствовал. Оттуда его и Мэю просили и умоляли все их родные и близкие, включая какую-то Марию и псевдографа.

— Что?.. Гея?! — воскликнула вдруг Мэя у него на плече. — Ты спал с этой тварью?.. Ты все-таки спал с ней?!

Она грязно выругалась. Переступив порог смерти, Мэя, словно бабочка, оставила куколку тихой девочки, какой была до и стала фурией: прекрасной, безжалостной, вульгарной, — смерть уже пятнала ее пошлостью. Сквозь гул в ушах, Фома прислушался. Да, действительно, появилась и Гея. Последовал подробный рассказ об их последней встрече, о сладком креме постели, слишком подробный…

— Так ведь, граф? — требовала всякий раз подтверждения Гея.

Честно говоря, Фома не помнил, чтобы он выделывал такое с княжной, но в принципе… все же знают, что акробатика родилась в постели, и только потом перешла в гимнастические залы, после того, как нежность стала ее редким ребенком.

— Мэя, девочка, с тобой он проделывал такое? Ты знаешь, что такое дилижанс? А встреча на Эбле?

— Пусти меня!.. — Билась в его руках Мэя. — Ты мерзкий, похотливый старик!..

Она брезгливо отталкивала Фому.

— Грязное чудовище!..

Фома понял, что его опять обезобразил лорд и с трудом сбросил с себя отвратный лик. Говорить он не мог и только молча отбивался от её коготков и зубов, помимо злобных упырей, в которых превратились эльфы и бабочки.

Господи Ману и Великий Молчун — Говорящий!.. Как он завидовал сейчас Орфею! В спокойной, дружеской обстановке, попив и поев, при всеобщей договоренности всех со всеми, он выводил свою подругу, которая и там оставалась его подругой. Чуть-чуть только не доработал, обернулся таки, поэт! подвело воображение и гнусный пес. Но зато как хорошо провел время! Без укусов и царапин, без грязных ловушек, без свинцовой тяжести и ломоты во всем теле, и без таких вот подлых подставок! Ведь были же подружки у Орфея, но никто не сказал Эвридике об этом ни слова!..

Все-таки нравы сильно переменились, багрово полыхало в мозгу Фомы, нет прежней интеллигентности в преисподней! Где ты, Плуто?! Бросить бы все, посмотрел он сумрачно на Мэю, которая и на Мэю-то была не похожа — бесноватая какая-то! — и уйти, не оборачиваясь.

Оставалось несколько шагов и сзади неслось умоляюще и увещевающе:

— Оставь его Мэя! Посмотри, куда он тебя ведет, какая там мерзость! Ты погибнешь, это ад!!

Мэя послушно обернулась вперед, чуть не уронив, при этом, Фому и вскрикнула. Перед ними, сразу за чертой, где начиналась аллея, места были действительно неприглядные — гиблые, по сравнению с теми, что они покидали, лорд постарался. Трудно было даже описать этот марьяж цветущей помойки с гниющим болотом, кишащим гадами и рептилиями.

Мэя с тревогой и подозрением посмотрела на него: если она скажет, что хочет остаться, ему придется уйти одному и целую вечность “отрабатывать” свой незавершенный подвиг в землях Аида — «незавершенка» здесь не прощается ни на каких весах!

— Я не пойду туда! — быстро и категорично заверила его Мэя и стала сползать.

— Верь мне, девочка моя, — выдохнул он из последних сил, как последний аргумент, руки уже не могли ее удерживать. — Сейчас все это кончится… только дойдем.

Что-то произошло, неуловимо, но явственно, что-то знакомое мелькнуло вдруг у Мэи в глазах и она обняла его за шею.

— Если все против тебя, значит, ты прав? Так, граф? — шепнула она ему на ухо.

Он только молча кивнул головой, слезы черте с какой радости плыли по его щекам.

— Ты еще пожалеешь! — завыло со всех сторон. — Так знай: если ты уйдешь отсюда, он уйдет от тебя, он тебя бросит!

Это было уже форменное проклятье, значит, он дошел.

— Ты будешь видеть его по большим праздникам! А праздников у тебя не предвидится, дура! Ни больших, ни малых! У тебя их вообще не будет! Он будет приходить и мучить тебя, и уходить и мучить тебя. И не будете вы никогда вместе, потому что он странник и будет странствовать всю свою жизнь!

Жизнь ждала Фому, по крайней мере, не скучная…

— Сейчас пойдем по болоту, — сказал он перед самой чертой. — Не бойся, оно расступится, как только ты сделаешь шаг. Можешь закрыть глаза, ты не провалишься и никто тебя уже не тронет. Ни одна тварь, верь мне, но только не оборачивайся! Теперь тебе оборачиваться нельзя, погубишь себя и меня!

Про себя он сказал умышленно, надеясь на ту Мэю, что была готова умереть за него. С ним ничего не случится, если она обернется, но сама она уже не вернется никогда…