Знаменательно, что при известии о смерти сей великой грешницы папа Клемент VIII, который не спешил аннулировать брак Генриха с Маргаритой Валуа из опасения, что король женится на своей любовнице, произнес загадочную фразу:
– Господь позаботился о сем!
Генрих, который в силу обстоятельств не успел проститься с любимой женщиной, чрезвычайно горевал и заявил:
– Корень моего сердца умер и никогда более не даст отростков…
Это не помешало ему вскоре настолько увлечься белокурой дочерью графа д’Антрага Генриэттой[44]
, что он опрометчиво дал письменное обязательство жениться на ней, если красавица родит сына. К сожалению, разразившаяся над родительским замком гроза настолько испугала девицу, что у нее случился выкидыш, а потому в декабре 1600 года Генрих IV вступил в брак с Марией Медичи. Монарх был чрезвычайно чадолюбив. Королева родила ему трех сыновей и трех дочерей, но наряду с ними он воспитывал во дворце трех детей Габриэль д’Эстре, сына и дочь от Генриэтты д’Антраг и сына от графини де Море. Это очень не нравилось старшему сыну Людовику, наследнику престола. Как-то раз, когда зашла речь зашла о Цезаре и Александре, сыновьях Габриэль, малолетний принц заявил:– Они – другая порода собак (дофин обожал животных). Они не были в животе матушки. Я, мои братья и сестры – мы другой породы, лучшей.
Генрих IV позаботился о наделении детей Габриэль землями и деньгами, так что они не испытывали нужды ни в чем. Младший сын Александр избрал стезю служения Господу и, естественно, потомства не оставил; дочь Катрин вышла замуж за герцога д’Эльбёфа и потомки носили уже другую фамилию, так что род герцогов Вандомских продолжился по линии Цезаря: у него родились сын Людовик, герцог Вандомский, сын Франсуа, герцог де Бофор и дочь Элизабет (1614–1664).
Принцессы-бесприданницы
Впрочем, от двух последних продолжения рода также ожидать не приходилось, поскольку герцог де Бофор, будучи рыцарем Мальтийского ордена, дал обет безбрачия, что совершенно не мешало ему регулярно вступать в связь с прекрасными дамами. Неизвестно, почему Элизабет засиделась в девицах, вполне возможно, потому, что отец, чрезвычайно кичившийся своей королевской кровью, не считал претендентов на ее руку достаточно родовитыми. В результате она вышла замуж поздно и за человека на десять лет моложе ее. Необыкновенно родовитый герцог Шарль-Амедей де Савойя-Немурский (1624–1652) был сказочно красив и совершенно лишен чувства ответственности.
Он растратил как свое значительное состояние, так и огромное приданое жены на царский образ жизни, участие в движении мятежной Фронды против королевской власти и многочисленных любовниц. По мнению Шарля-Амедея, его участие в этом мятеже не было оценено достойным образом: король лишь укрепил свою власть, а бывшим бунтовщикам в знак примирения и прощения были брошены кости в виде должностей, пенсий, доходных мест и тому подобного. В частности, его шурин де Бофор был назначен губернатором Парижа. По мнению же герцога де Савойя-Немур, это место было должно отойти к тому, «кто обладает лучшей шпагой». Дабы доказать обоснованность своего требования, он вызвал герцога де Бофора на дуэль, а тот совершенно хладнокровно убил его.
Вдова Элизабет, женщина набожная и исполненная христианского смирения, осталась одна с двумя дочерьми, Жанной-Батистой и Мари-Франсуазой (трое сыновей умерли во младенчестве). Она была совершенно разорена, а братья мужа бесцеремонно выставили ее из особняка герцогов де Савойя-Немур. Лишенная средств к существованию женщина вернулась в дом отца, герцога Цезаря Вандомского, и посвятила себя молитве и волнениям за незавидную судьбу дочерей. В то время девушкам, у которых за душой кроме знатного имени не было ни гроша, открывался в будущем единственный путь – в монастырь. Элизабет не являла собой любительницу светской жизни, но была на основании своей родословной принята при дворе, ибо приходилась молодому королю Людовику ХIV кем-то вроде двоюродной сестры. Бедной вдове очень сочувствовала его мать, знаменитая королева Анна Австрийская. Она дала обещание, что монарший родственник не оставит девочек в беде, найдет им достойных мужей и снабдит их подобающим принцессам приданым.
Нельзя сказать, чтобы помощь эта было целиком бескорыстной. Людовик совершенно беззастенчиво использовал свою обширную родню для укрепления политических связей и принимал решения по их вступлениям в брак, исходя из расчета политической целесообразности.