Страсти по-португальски

«Милая моя любовь, через два часа после приезда гонца с этой запиской вы увидите всадника, который вас очень любит и носит титул короля Франции и Наварры, титул, безусловно, почетный, но очень тягостный. Титул вашего подданного намного приятнее. Все три титула вместе хороши, что бы там ни говорили, но я решил не уступать их никому…»

Когда король торжественно въехал в Париж, на расстоянии нескольких шагов позади него двигались носилки, окруженные отрядом лучников. В них расположилась сияющая улыбкой женщина в черном атласном корсаже, расшитом узором из гагата, а «роскошная белая юбка была так покрыта жемчугами и драгоценными камнями, что они затмевали свет факелов». Габриэль пребывала в расцвете своей красоты. По воспоминаниям мадмуазель де Гиз, которая терпеть не могла фаворитку, «кожа ее лица была гладкой и прозрачной, подобно жемчужине чистой воды, прелестью и благородством которой она обладала. Губы ее были цвета красного рубина, глаза – небесной голубизны, столь сияющие, что было трудно установить, взяли ли они свой живой свет от солнца или же обязаны им прекрасной звезде…»

Глядя на нее, парижане без тени сомнения констатировали:

– Вот королевская шлюха.

После завершения торжеств Генрих IV поселил Габриэль в роскошном особняке Бушаж и обратился к папе римскому с прошением аннулировать его брак с Маргаритой Валуа. Маргарита, пребывавшая в ссылке в Оверни, отказалась дать свое согласие, ибо не желала, чтобы ее место заняла «какая-то потаскушка». Чтобы утешить возлюбленную, Генрих пожаловал ей титул герцогини де Бофор, а всех троих детей узаконил как принцев крови, c титулом герцогов Вандомских – такое произошло в первый раз, но стало важным прецедентом. В народе же Габриэль немедленно окрестили «герцогиней из грязи».

Родители уже видели в Цезаре наследника престола, будущего короля Франции. Новоиспеченная герцогиня теперь проживала в особняке рядом с Лувром, который сообщался с дворцом потайным ходом, денно и нощно охраняемым четырьмя гвардейцами. Габриэль обрела необыкновенную власть, Генрих раздавал свои милости и принимал решения только с ее одобрения. В обществе ее считали «почти королевой». Она настаивала на том, чтобы Генрих женился на ней как можно скорее. В доказательство серьезности своих намерений Генрих надел ей на руку перстень, который во время коронации символизировал его обручение с Францией. Такое явное святотатство буквально вывело из себя ближайшее окружение короля.

Папа Клемент VIII соглашался аннулировать брак Генриха только при условии, что он вступит в брак с принцессой, достойной его положения. Трудно сказать, кто и когда подал Генриху мысль жениться на отпрыске богатейшей семьи Европы, уже засидевшейся в невестах Марии Медичи. Возможно, его подтолкнул к этому огромный долг перед банкирским домом Медичи, возможно, тут были замешаны интриги со стороны папы Клемента VIII и дяди невесты, герцога Фернандо I, бывшего кардинала[43]. Факт остается фактом: обещав жениться на Габриэль, Генрих начал тайно вести переговоры о женитьбе на Марии Медичи. Упорствовавшая до сих пор Маргарита Валуа заявила, что даст согласие на развод, если король женится на девице из рода Медичи. Но Габриэль даже не подозревала об этом, ибо Генрих пообещал ей бракосочетание по завершении пасхальных празднеств. Воодушевленная фаворитка произнесла историческую фразу:

– Только Бог и смерть короля помешают мне стать королевой Франции! – она пребывала на седьмом месяце беременности и деятельно принялась за приготовления к свадьбе, заказав подвенечное платье, занавеси и гобелены для своей будущей спальни во дворце.

По легенде, Габриэль все-таки посетила нескольких предсказателей, чьи пророчества несколько смутили ее. Один заявил, что она никогда не выйдет вновь замуж, другой – что умрет молодой и не увидит следующей Пасхи, третий – что ребенок погубит все ее надежды. Эти предсказания смутили женщину, и Габриэль беспрекословно последовала совету близких расстаться с королем на время Страстной недели, дабы лишний раз не впадать в грех. Она отправилась в Париж к тетке и во вторник после церковной службы отобедала у друга короля, итальянского финансиста, флорентийца Себастьяно Дзаметти. За десертом почетная гостья отведала лимонного шербета, показавшегося ей, впрочем, горьковатым. К вечеру ей стало плохо, неделю она жестоко мучилась. Начались преждевременные роды, лекарям пришлось по кусочкам извлекать мертвого младенца, Габриэль потеряла слух и зрение, испытывала ужасные боли. 10 апреля 1599 года несчастная скончалась. Пока ее готовили к погребению, отец Антуан д’Эстре срочно вывозил содержимое богатого особняка дочери, а тетка снимала с пальцев трупа драгоценные перстни.