Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли

Горячий воздух бани был сухим и ничуточки не липким. Трёх свечей хватало, чтобы не натыкаться на всё подряд. Пара «заваренных» в кипятке веников, деликатно ароматизировали, не раздражая нос. Настоящие деревянные кадки вместо пластиковых тазов рождали в душе уютное ощущение чего-то подлинно стоящего.

Юлька намешала в кадке подходящей для тела водицы.

Утопила в ней мочалку, затем взялась тереть её о здоровенный брусок хвойного мыла — ширпотребовской химией мыться не хотелось.

— Любовь долготерпима, — вдруг само собой припомнилось ей. — Любовь милосердна. Любовь не завидует, не превозносится, не гордится.

— Не бесчинствует и не ищет своего, — усмехнувшись, подхватил Даян, закрыв глаза и запрокинув голову. — Не раздражает и не мыслит зла.

Юлька принялась медленно и крепко натирать тело мужа — как он любил. «Широкими мазками». От шеи по крутому плечу и до самых пальцев. От шеи по груди и по животу. Сверху донизу. Сверху донизу.

— Любовь не радуется неправде, а ликует в истине, — бормотал под нос Даян, невольно подлаживаясь к движениям женской руки. — Любовь… э-э

— Всё покрывает, — подсказала Юлька.

Он всегда спотыкался именно на этом слове. Ибо трактовал его не в том смысле, какой вкладывал Святой Павел, сочиняя своё послание к коринфинам.

— Любовь всему верит, — продолжил млеть Даяша, поводя головой и скребя поджатыми пальцами ног по полу. — На всё надеется и всё переносит.

Женщина умеет мыть-ублажать любимого мужчину. Если она настоящая женщина, а не пустая жеманная кокетка. Если видит его сердцем, а чувствует всей распахнутой настежь душой. Если он для неё и земля под ногами, и стена, и задушевный друг. Вот, поди ж ты: всё так просто, а подделать это невозможно. Ни за какие деньги, никакой величайшей актрисе.

— Любовь никогда не обманывает, — подтвердил Даян изрядно потяжелевшим, охрипшим голосом.

Теперь его тело с каждым нажимом мочалки всё больше пружинилось, наливаясь нетерпением. Сощуренные глаза по рысьи следили за каждым движением Юлькиной руки. Кулаки раскинутых на верхней полке рук сжимались и разжимались. Икры ног — которые она как раз взялась намывать — набухали каменной твердью статуи.

— Всё сущее есть в вере… надежде, любви, — прохрипел он, вцепившись в Юлькины плечи и потянув к себе.

Приблизившись, его глаза расширились: пара чёрных дыр, из которых сквозило знойным нетерпением. Он дышал, как загнанный конь, расщеперив ноздри и подёргивая верхней губой. Грудь ходила ходуном, спина прямей и крепче кедрового ствола. Жилы на шее бугрились в неимоверном напряжении.

Голова кружилась, сознание расслаивалось. Юльке претило напрячь хоть единый мускул, полноценно участвуя в процессе. Она с неописуемым удовольствием отдала себя в распоряжение его силы и желания. Наслаждалась тем, что дают, не пытаясь вырвать что-то сама. Бывает и так. Сказочная отрада. Тело призрачней горячего воздуха вокруг него — все жилочки размякли. На душе невыразимо малиново.

— Но более всего в любви, — выдохнул ей в рот Даян, прежде чем запечатать его болезненно крепким поцелуем.

И не отрывался, пока его тело не вздрогнуло в последний раз.

Юлька сидела на его бёдрах, прижавшись к горячему мокрому телу. Прилипла к нему, как банный лист. Млела, уложив голову на широкое плечо — его руки оглаживали её спину, будто лошадиные бока.

— Ве́йра, Нанке́шта, Любро́фт, — пробормотал Даян, о чём-то крепко задумавшись.

— Угу, — вяло поддакнула Юлька сплющенными о его плечо губами.

— Значит, боги.

— Вроде бы, — неуверенно подтвердила она. — Мне так показалось. К тому времени я слушала вполуха. Надоело разбирать эту абракадабру. Ты поэтому вспомнил Святого Павла?

— Наверно, — приподнял он в неопределённости мокрые брови. — Или навеял кто, — зашарил взглядом по бане. — Так я и думал, — усмехнулся, ткнув пальцем в потолок.

Не поднимая головы, Юлька завернула лицо и до отказа скосила глаза. Сладкая парочка — гусь да гагарочка — висели под потолком на лищённом электричества светильнике. На этот раз в новой позе: заплетя хвосты в немыслимую косу.

— Но более всего в любви, — задумчиво повторил Даян.

И крепче прижал к себе жену. Юлька пискнула, но вырываться не стала. Если ему хорошо, она потерпит.

Глава 26

Судьба диктует, а ты лишь поддакиваешь

Спали все вместе вповалку на полу перед камином. В спальниках, под которые настелили всё, что имелось в запасе — хозяйскими кроватями с голыми матрасами пренебрегли. Возможным критикам подобной «свальной» ночёвки Юлька с удовольствием залепила бы прямо в глаза: отвалите, инфантилы! Ибо лежать между любящими тебя мужчинами комфортно в любых условиях.

Трудно ощущать себя более защищённой — наслаждалась она, возможно, последними часами покоя перед напирающей на неё… Так сразу и названия-то не найти: что на неё надвигается? То ли «скорбная преждевременная кончина», то ли козырное приключение, возведённое ребятами чуть ли не в культ.