Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли

— Тебе повезло, — с показным добродушием прокомментировал Даян невоздержанность отпрыска. — Мог и о другом месте вспомнить. А там зубы не стиснуть.

Севка заржал, прикрывая рот мокрой рукой. Но ящерка уже потеряла к нему интерес. Подлетела к отцу семейства изучать жужжащий насос. Облетела его справа налево и наоборот. Зависла сверху, поднырнула под него снизу. Неутомимая бездельница — подумалось Юльке.

— Такое ощущение, будто она прикидывает, что мне взять с собой на тот свет, — недовольно проворчала она и скомандовала: — Отстань от моих мальчиков! Только тронь их!.. Зараза.

Ящерка выполнила её категоричное требование: отстала. После чего подлетела к своей жертве и вывалила язык.

— Вот-вот, — презрительно прошипела Юлька. — Только кривляться и научилась. Достала ты меня… не описать как.

Ящерка отрицательно помотала головкой и вернулась к костру. Закрутилась вокруг Севки, следя, как тот ворочает шампуры.

Второй гость явился, когда мясо доходило. А Юлька расправилась с тремя буузами и теперь потягивала разогретый аарсу. О приближении чужака предупредила ящерка, взмыв над костром и уставившись в темноту. Юлька благополучно прощёлкала сей факт, лопая сметану. А вот Даян насторожился. Заметив это, Севка подскочил с настила. Встал перед матерью, разжёвывая мясо и поигрывая шампуром.

— Не вздумай, — протянув руку, попыталась Юлька отнять у ребёнка его оружие.

— Ма, — удивлённо посмотрели на неё сверху вниз, — я ж не Дыртаньян. В кого попало тыкать не стану. Не кипишуй. Может, всё обойдётся.

Прожив полжизни в Иркутске, она презирала высокомерные заявления, будто все азиаты на одно лицо. Это обладатели подобных воззрений все одинаковы на дефекты мозга. Юлька в принципе не могла перепутать двух бурятов или эвенков, или монгол, или китайцев. Их лица индивидуальны, как и у «белых господ» «золотого европейского миллиарда». С их лицемерием и мировоззрением отъявленных засранцев.

Затруднения изредка возникали только с определением возраста. Порой встретишь бурята, и тот покажется тебе взрослым мужчиной с полными достоинства манерами. С особой основательностью в чертах лица, что достигается годами пройденных испытаний. С неповторимой созерцательностью во взоре непроницаемых глаз. А потом выясняется, что парню лет двадцать с копейками. Как с теми ребятами на заправке: показалось, что им лет по двадцать пять, а оказалось восемнадцать.

Со стариками ровно наоборот: выглядит лет на шестьдесят, а на деле считает таковых сопляками, ибо в отцы им годится. Такое ощущение, что для этих людей время течёт иначе. Сначала разгоняется, выталкивая из детства прежде срока. А после всё больше притормаживает. И тебе начинает казаться, что они почти бессмертны.

— Доброй ночи, — подковылял к костру именно такой мужчина, возраст которого Юлька даже не пыталась угадать.

То ли сорок, то ли девяносто. Хотя, конечно, это она хватила: где-то около шестидесяти плюс-минус. На голове обычная ушанка. Крытый полушубок с распахнутым воротом, из которого торчал пёстрый свитер. На ногах поношенные унты. В руках крепкий дрын, на который он опирался, как на посох. Обычный дядечка, каких миллионы. Только в неурочное время в необычном месте.

Впрочем, не Юльке решать: что тут и когда необычно. Они тоже странно себя ведут, если задуматься. В двух шагах отсюда нормальное село, а чужаки в снегу кукуют. Вдали от дороги.

— Доброй ночи, — поднялся со своего надувного трона Даян. — Присаживайтесь, — указал на своё почётное место.

Дядечка лукаво обозрел его и покачал головой.

— Я лучше тут, — указал на Юлькину подстилку. — У молодухи пристроюсь.

Севка хмыкнул и вежливо склонил голову:

— Здрассьте. Присаживайтесь. Ма, подвинься.

— Ма? — задумчиво повторил за ним дядечка, разглядывая Юльку, как диковинную тропическую птицу, примерзшую задницей к сибирской сосне. — Это хорошо, — пробормотал он, подковыляв к настилу.

И легко опустился, подобрав под себя ноги. Причём, не на стопку одеял, хотя Юлька и уступила ему место рядом с собой. Прямо на настил, выдержав дистанцию с чужой женщиной. Что в духе бурятских традиций. Хотя строгость их соблюдения — как и везде — потихоньку сходит на нет. И неизвестно: к добру или к худу.

Ящерка — заметила Юлька краем глаза — зависла в сторонке над машиной, недобро посверкивая глазками.

— Покушайте с нами, — предложила она, указав Даяну глазами на белую сволочугу. — Вот шашлык. Есть буузы, копчёная курица, грудинка, окорок. Оливье, правда, вчерашний. Картошка фри. Зелёный лучок, спаржа.

— Будто в дальний поход собрались, — заметил дядечка, косясь на кружку в её руке.

— Аарсу, — пояснила Юлька. — На бульоне.

Она была благодарна ему за то, что он демонстративно не замечал её фингала. Сразу видно интеллигентного человека.

— Уже понял, — кивнул гость, втянув носом воздух.

— Будете?

— Или коньяк? — предложил альтернативу Даян, приподняв пузатую бутылку.