Стремянка в небо

Еще ему не нравилось, что тихий Вышелес превратился черт знает во что. В деревне было полно чужих важных людей. Они суетились, к чему-то готовились и, дай им волю, посадили бы Петю дома, а для надежности окружили бы его многочисленной охраной со снайперами на крыше. С парнем они вели себя панибратски, здоровались за руку, справлялись о здоровье и урожае, позволяли легкий матерок. Видимо, считали, что ведут себя, как настоящие сельские жители, и надеялись таким нехитрым способом завоевать Петино доверие. Петю же это невозможно бесило. Он чувствовал себя рыбой в аквариуме, когда вокруг собрались коты. Голодные коты с когтистыми лапами, и от нападения их удерживает только наличие стекла наверху. В Петиной ситуации таким стеклом служили его роль в предстоящем контакте и Антон Павлович.

Какие у них были лица, когда он материализовался на старом погосте!

Он поежился, вспомнив буравчики глаз, устремленные на него со всех сторон. И как резко спало почти физическое напряжение, когда он поторопился торжественно сообщить, что разговор с пришельцем помог ему принять положительное решение и что подписание документов с представителями российского правительства состоится через шесть дней на борту звездолета. Соврал, а что делать.

Арменыч продолжал болеть в госпитале. Тот считался полевым, ибо разбили его прямо за околицей, но укомплектован был получше многих больниц. Антон Павлович обещал, что его вот-вот отпустят на домашние хлеба. Выглядел Арменыч и вправду бодрячком, как убедился Петя, когда навещал старика. От Федора не было слышно ни слуху ни духу. То ли избегал его парень, то ли не хотел видеть, а может, ему просто запретили подходить к Пете, ставшему Избранным. Петя пообещал себе, что найдет Федора позже.

Не радовал брат. Он был хмур, неразговорчив и о чем-то постоянно размышлял. Петю он тревожил, но с задушевными беседами парень предпочитал не лезть, понимая, что у человека с того света повод для размышления есть, и повод весомый.

Что же делать?

Вопрос с завидной постоянностью вылезал из подсознания, но Петя от него отмахивался, ибо ответа не находил. Подсознание не унималось.

Во мху блестела коричневая шляпка подберезовика. Петя аккуратно раздвинул влажные зеленые пряди, где пряталось крепенькое тельце гриба, подрезал под самый корень ножку. Срез был чистый, без червоточин. Он довольно кивнул и кинул добычу в корзину. Вспомнилось, как Антон Павлович уговаривал его остаться в деревне, предлагал даже – вот смех! – отправить в лес бойцов с корзинами.

– На работу не пускаете, так хоть за грибами схожу, потешусь, – заявил тогда Петя.

Антон Павлович, вздохнув, согласился. Правда, предупредил, что охрана пойдет с ним. Теперь пришла Петина очередь соглашаться. Сначала он зыркал по кустам, выискивая спрятавшихся охранников, но тех, видать, учили хорошо, и как Петя ни приглядывался – обнаружить их не смог. Потом их присутствие подзабылось. Не в малой степени тому содействовала удачная грибная охота, помноженная на погожий денек.

Осеннее солнышко заглядывало в глаза. Все вокруг было золотисто-медовым, даже ветер, в котором плыли паруса серебряных паутинок.

– Хорошо-то как! – полной грудью вздохнул Петя. Контакт, Избранность, Решение стали далекой сказкой, совсем не страшной и со счастливым концом. Но и несчастливый конец не будет чем-то ужасным. В нем есть правильность данности бытия. События уже произошли. Они заложили основу для других событий. Ничего изменить нельзя, да и не нужно.

Петя стоял, подставив лицо солнечному свету, и улыбался. Золотисто-медовый мир вокруг обретал голос, он тихонько нашептывал, что каждый миг – это маленькая вечность, что нет границ и нет времени. Есть песня золотых крон, синее небо и солнечный ветер.

Петина вечность закончилась через две минуты. Что-то вжикнуло, пробив мох, а следующий вжик опалил плечо болью.

– Черт… – Он дернулся в сторону. Ткань куртки расцветала красным. Вжик. Петя побежал. Плечо тянуло вниз, но он бежал, внутренним чутьем понимая, что если он не будет как можно быстрее передвигать ногами, дело кончится плохо. Позади кричали, грохали выстрелы охраны, которую так и не снял Антон Павлович. Не зря, как оказалось.

Бег прервала коряга, коварно спрятавшаяся в зарослях молодого малинника. Последнее, что запомнил парень перед тем, как сознание погасло окончательно, это удар подстреленным плечом о вроде бы мягкую землю.

Окружающий мир включился сразу, как включают телевизор. Темнота – щелчок, и вот чернота экрана небытия сменяется яркими движущимися картинками.

…По яркому зеленому листу полз ярко-коричневый муравей. Петя обнаружил, что лежит на земле лицом вниз, а плечо пульсирует тупой болью. Он с опаской прислушался, ожидая погони, но погони не было, была привычная лесная тишина, разбавленная гулом крон высоко в небе. Он с кряхтением перевернулся, сел и едва не упал обратно – так закружилась голова.