Стрижи

Но не забыл, что сказала мне на прощанье Агеда в прошлое воскресенье:

– Может, увидимся здесь же еще когда-нибудь.

Эти слова, наверное, могли быть просто формулой вежливости, но для меня они прозвучали угрожающе. Меньше всего мне хотелось еще раз встретиться с этой женщиной.

Агеда сообщила, что чаще всего гуляет со своим Тони в парке «Кинта-де-ла-Фуэнте-дель-Берро», так как он находится рядом с ее домом. Я не стал спрашивать, где она живет, как и она не задала мне такого вопроса, хотя по ряду признаков, которые женщинам помогает улавливать природный инстинкт, ей наверняка было нетрудно угадать, что я обитаю в Ла-Гиндалере. Когда она добавила, что в парк Эвы Дуарте обычно не ходит, я подумал: «Вот и отлично».

Иногда я удлиняю – вернее сказать удлинял – прогулки с Пепой до парка «Фуэнте-дель-Берро», если нам не мешают дождь, холод или вечерний мрак. Тот парк гораздо больше парка Эвы Дуарте и, вне всякого сомнения, гораздо красивее. Но с минувшего воскресенья ситуация изменилась, а если иметь в виду также срок жизни, который я себе отвел, то вряд ли когда-нибудь еще туда вернусь.

Потому что мне неприятно даже подумать, что там я могу снова столкнуться с Агедой. Неужели я испытываю к ней ненависть? Ни в коем случае. Мало того, ее манера общения и легкий характер действуют на меня скорее благотворно. Во всяком случае, ее несуразная фигура не вызывает у меня никаких отрицательных эмоций. Кому из нас не доводилось столкнуться на улице, в супермаркете, у дверей медицинского центра со своей бывшей подружкой? Выглядело даже весьма мило, когда вы наперебой начинали вспоминать старые времена и восклицать: «Как быстро летят годы! Как славно все это было! Какими же мы были молодыми!» Не знаю, решилась бы Агеда или нет упрекнуть меня в том, что я бросил ее ради другой. В таком случае я ответил бы с намеренным холодком: «Просто она была лучше тебя, особенно в постели». И что бы Агеда могла на это ответить?

Еще раз повторяю: я ничего не имею против нее. Но мне не нужны ни ее дружба, ни встречи с ней. И речь идет скорее о будущем: если она снова войдет в мою жизнь, это может иметь непредсказуемые последствия; не в сексуальном, конечно, плане – такого я и представить себе не могу, поскольку, прежде чем коснуться этой женщины, натянул бы резиновые перчатки.

Я уверен, что Агеда живет теперь не на улице Орталеса, а где-то недалеко – или не очень далеко – от моего района, раз может пешком дойти до парка Эвы Дуарте. Короче, надо вести себя осторожно, очень осторожно.

Так или иначе, но сегодня, вернувшись из школы, я рискнул, как и прежде, пойти с Пепой в парк, но позаботился о мерах предосторожности. Во-первых, решил не пользоваться главным входом. Поэтому спустился по улице Флорестана Агилара до улицы Доктора Гомеса Ульи, обогнул спортивные площадки и, не доходя до заправки, вошел в парк через довольно неприметную калитку.

Потом, поминутно оглядываясь по сторонам, поспешил к привычному месту наших прогулок. И что же я увидел, обойдя фонтан? Матерь божья! Толстого черного пса, которого зовут так же, как меня. А хозяйка? Не знаю, и знать не хочу, и не стал проверять, здесь она или нет. Я тотчас повернул назад, изо всех сил натягивая поводок, потому что Пепа уже учуяла запах своего дружка и не желала меня слушаться. Она приветливо помахивала хвостом, чтобы тот ее заметил. Хорошо еще, что не вздумала предательски затявкать.

2.

Прежде чем вставить ключ в замок квартиры на улице Орталеса, Агеда сделала знак, чтобы я вел себя потише. Ее больная и совсем слабая мать, которую я так ни разу толком и не видел, часы напролет дремала перед телевизором и никогда не выходила из дому. Агеда провела меня прямиком в свою комнату, где считай что спрятала, пока сама отправилась проверить, в порядке ли мать и не нужно ли ей чего.

Комната, в которой из мебели были лишь кровать, старый шкаф и стол у окна, заставляла вспомнить дешевый пансион и была холодной как из-за отсутствия каких-то персональных черт, так и из-за отсутствия отопления. На одной стене имелся выцветший постер с горным пейзажем, на другой, над изголовьем кровати, – открытка со Святым Сердцем Иисусовым в рамке под стеклом. С потолка свисала люстра с пятью рожками и лампочками в виде свечей. Промежуток между стеной и шкафом занимала старинная швейная машинка в тумбе с ящиками и широкой ножной педалью – такая же была у мамы в пору моего детства. Когда-то эта комната служила супружеской спальней. Агеда перебралась сюда несколько лет назад после смерти отца и все оставила в прежнем виде. Здесь пахло – не знаю, как точнее определить этот запах, – лекарствами, овощным супом, перезрелыми фруктами. Короче, трудно вообразить обстановку, менее располагающую к любовной встрече, хотя меня в тот момент устроило бы любое место.