Стрижи

Многие годы мама чувствовала себя так, будто ее сунули в тюремную камеру без окон и дверей. А кроме того, что гораздо хуже, – без света и воздуха. Потом коллега посоветовала ей попробовать выкроить для себя хотя бы крошечный кусочек личного пространства, где можно будет испытать некоторые тайные радости и глотнуть свободы. И только благодаря этой тактике мама сейчас сидела рядом со мной – живая и наконец-то спокойная.

– Постарайся с уважением отнестись к своей жене, если и ей захочется чего-то в том же роде. Все мы, женщины, рано или поздно к этому приходим.

18.

Дед Исидро после каждой трапезы выпивал рюмку анисовки. И жена приносила ему бутылку с обезьяной на этикетке, выказывая угодливость, граничившую с рабской покорностью. Мужу не требовалось даже напоминать об этом. Она дожидалась, пока он сунет в рот последний кусок, и спешила поставить на стол анисовку и рюмку. И я не знаю, кто получал больше удовольствия – моя теща, прислуживая развалившемуся в кресле после сытного обеда господину, или господин, обслуженный самоотверженной женой, которой Бог столь любезно его наградил.

Амалия тоже держала в баре анисовку нужной марки на тот редкий случай, если ее отец вздумает нас навестить. Там эта едва початая бутылка и осталась стоять, когда я был вынужден навсегда покинуть поле супружеских сражений.

Мне не было никакого дела до привычек и пристрастий старика. Мне и до него самого не было никакого дела. Но меня задевала за живое его привычка давать Никите отпить глоток из своей рюмки – он откровенно гордился, что помогает внуку стать «настоящим бравым испанцем». Иногда Никита отказывался исполнить каприз деда. Тогда тот подкупал его – давал монетку. И все ради минутного удовольствия – полюбоваться, как у несчастного мальчишки, едва он чувствовал во рту обжигающий напиток, кривилась физиономия. Это выглядело якобы смешно, только вот я ничего смешного в этом не находил.

Раздражало меня и то, что Амалия мирилась с причудами отца, которого, вне всякого сомнения, просто боялась обидеть, хотя в душе, как и я, осуждала. Однажды, выйдя из их дома, мы серьезно поссорились. Сперва я хотел всего лишь высказать свое недовольство упорством, с каким дед заставлял ребенка пить из его рюмки, приучая со столь раннего возраста видеть в спиртном часть веселой и чисто мужской забавы. Амалия сказала, что я люблю все преувеличивать и готов «замечать только плохое» у ее родителей. Я сдерживался сколько мог, но в конце концов сослался на элементарные нормы воспитания, которые никто, у кого есть в голове хотя бы одна извилина, не станет оспаривать. Амалия почувствовала себя загнанной в угол и сильно обиженной вескостью моих аргументов, а также излишней пафосностью моих выражений («философских», как она презрительно их назвала). Не найдясь с ответом, жена начала перечислять недостатки моей матери. После этого мы с ней два дня не разговаривали.

В одно из воскресений терпение мое все-таки лопнуло, и я очень вежливо попросил тестя: пожалуйста, не давайте больше ребенку спиртного. Он ответил, что речь идет всего лишь о маленьком глоточке. Я возразил, что, на мой взгляд, и это тоже вредно, а потом, опять же очень вежливо, напомнил, что Никите всего шесть лет. У старика вытянулось лицо, он разозлился, но решил спора не продолжать. И вскоре, когда ему показалось, что я их не вижу, знаком подозвал к себе Никиту и, пообещав подарить монетку, опять заставил отпить из своей рюмки. Стоит ли говорить, что тот же трюк он проделывал и во время последующих наших визитов, часто в присутствии Амалии, которая готова была терпеть, чтобы ее ребенок понемногу привыкал пить анисовку, лишь бы не ссориться с отцом.

Как-то в воскресенье я вышел на балкон, как только увидел, что теща собралась достать проклятую бутылку, а старик уже манил к себе Никиту. Мне хотелось подставить горевшее гневом лицо под порывы холодного ветра. Тем временем внутри случилась неприятность, о которой я узнал уже по ее последствиям.

На беду, мальчишка постепенно стал привыкать к этим глоточкам анисовой после семейных обедов. Короче говоря, решив порадовать деда, Никита, когда тот отвлекся, залпом выпил целую рюмку. Очень скоро у него закружилась голова и началась рвота. Когда я вернулся с балкона, на ковре под столом, куда наш сын, почувствовав себя плохо, спрятался, красовалась лужа. Я с удивлением увидел в этой вонючей массе целые макароны, что означало, что он заглатывал их не жуя. Теща страшно переживала из-за испорченного ковра. Амалия спешила скрыть следы преступления, прежде чем я о чем-то догадаюсь. Дед Исидро сидел с обиженной миной и был, судя по всему, сильно разочарован хилым испанчиком, доставшимся ему во внуки. А я, если честно, редко испытывал такое желание покрепче обнять сына.

19.

Мой тесть был человеком домашним с раз и навсегда устоявшимися привычками, владельцем богатой коллекции оловянных солдатиков разных эпох и стран. Они были выставлены под стеклом в витрине, запертой на ключ, чтобы до них не добрался Никита, который одного солдатика успел-таки сломать.