Стрижи

Мальчишка вырос, очень скоро он уже был на целую пядь выше матери и перестал признавать ее власть. Иногда Амалия звонила мне, но не для того, чтобы заставить вмешаться и помочь в каком-нибудь критическом случае, а для того, чтобы я сам, своим умом, догадался, что пора вмешаться. Она не была способна управлять им, и это означало, по-простому говоря, что теперь управлял ею Никита. Мало того, нет никаких сомнений, что после нашего развода парень не раз поднимал на мать руку. Хотя на самом деле для Амалии в этом не было ничего нового. Ее отец, будучи сторонником воспитания у детей железной воли, всласть лупил обеих дочек, да и мать, изображавшая из себя святошу, от него не отставала. Ольга, насколько мне известно, тоже не слишком сдерживалась и запросто колотила свою «нежную подружку». Единственный из близкого окружения Амалии, кто ни разу и пальцем ее не тронул, был я, но она, судя по всему, так это и не оценила, во всяком случае, в шкале ее признательности я особого места не занял.

Через год после развода произошло событие (действительно более чем серьезное), которое сделало мое вмешательство совершенно необходимым. Телефонный звонок раздался в необычное время, почти в полночь, когда я уже лег спать. Голос Амалии, профессиональной радиоведущей, настолько изменился и звучал, скажем прямо, настолько истерично, что я поначалу его не узнал. Она говорила сбивчиво. Наконец, когда она немного успокоилась, я сумел понять, что директор школы, где учился наш сын, оставил ей сообщение на автоответчике. Шестнадцатилетняя девочка из класса Николаса беременна, и все указывало на то, что мы с Амалией скоро станем дедушкой и бабушкой.

– Ну и в чем тут проблема? – спросил я с показным спокойствием.

– Проблема в отце девицы, он служит в Национальной полиции. Судя по всему, он довольно решительно выдвигает материальные требования.

Я не без злорадства напомнил Амалии, что заботу о сыне она взяла исключительно на себя.

– Знаешь, такого я от тебя не ожидала, Николас – и твой сын тоже, и сейчас ты ему нужен.

13.

Едва обосновавшись в Ла-Гиндалере, я сказал себе: «Успокойся, это жилье временное. Рано или поздно ты переедешь в ту часть города, которая больше отвечает твоему образу жизни и твоим вкусам». Меня раздражало, что теперь до школы мне приходилось добираться дольше, чем прежде, не намного дольше, но, если добавлять по двадцать минут на дорогу туда и обратно, то в конце года наберется немало потерянных зря часов.

Это досадное обстоятельство, как и некоторые другие, не помешало мне довольно быстро освоиться в новом районе. Я полюбил бар Альфонсо и рынок на площади Сан-Кайетано (где, кстати сказать, сегодня днем не встретил Агеды и был этим разочарован), парк Эвы Дуарте оказался у меня прямо под боком, а обиталище Хромого – подальше, но все равно тоже близко. Приятно удивили меня и соседи – более симпатичные и тактичные, чем в прежнем доме.

Однажды, когда я возвращался домой из школы, меня внезапно посетила внушающая оптимизм мысль: а ведь после некоторой паузы мне предстоит начать новую жизнь. Сколько я проживу в этой квартире? Недели две-три? Не больше. Тут я заметил, что в почтовом ящике что-то есть, и открыл его. Я чуть не выругался, найдя там очередную анонимку. Быстро же их автор, кем бы он ни был, отыскал меня! И я до сих пор не могу понять, каким образом этот человек умудрялся проникнуть в подъезд. Может, нажимал на любую кнопку домофона и представлялся курьером? Может, ждал случая, чтобы войти с кем-то из жильцов? А может, если уж дать волю воображению и паранойе, он раздобыл ключ от входной двери?

Короче, я копирую текст анонимки:

Ты, умник, что, решил, будто можешь нас обхитрить? Те же глаза, что наблюдали за тобой раньше, наблюдают и сейчас и будут наблюдать дальше, где бы ты ни поселился, куда бы ни отправился.

14.

Директор школы, человек мирно настроенный и благоразумный, предоставил свой кабинет тем, кто оказался замешан в этом деле. Амалия имела трудный телефонный разговор с полицейским, и тот почти сразу же позволил себе самый грубый тон. Амалия была напугана, растеряна и полагала, что не сможет держаться достойно в присутствии этого типа, которого назвала «дикий мачо». Она попросила, чтобы вместо нее я пошел в школу, где будет проводиться очная ставка между двумя подростками. Эта мысль посетила Амалию после того, как Никита сообщил ей кое-что о поведении беременной девочки. Незадолго до этого я встретился с Никитой и очень строго потребовал, чтобы он рассказал мне правду и только правду про все это дело.